ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА

Лия. Ты с ним встречаешься? Ты с ним все еще путаешься?
Алексис. Я его искал.
Лия (тихо). Зачем?
Алексис. Чтобы поклониться… (Кричит.) Чтобы ползать на коленях! Чтобы целовать землю, на которой он стоит!
Пауза.
Я приехал из-за него. Я все это заварил, я, а в тюрьме сидел он, это гложет меня, ты понимаешь?.. Потому что я его люблю. Мама, я его люблю.
Мгновение Лия стоит ошарашенная.
Лия (тихо). Когда ты родился, ты долгое время не дышал. Я все время повторяла – дыши, соберись с силой и дыши! Я совсем обессилила, но ты задышал-таки начал дышать. (Громче.) И вот она, благодарность! Когда тебе что-то нужно, то ты к мамочке: мамочка, пожалуйста… Это ты умеешь… Это у тебя получается… А потом – опять, очередное свинство! (Tе лицо искажает ненависть, она дает сыну пощечину.) Чтобы завтра тебя здесь не было.
Все напуганы. Лия обращается к Вильгельму.
Вильгельм.
Вильгельм не шелохнулся. Лия трет виски.
(Сдерживает слезы.) Ужасно болит голова. Прошу прощения.
Быстро идет наверх.
Санта. Клевенькая тусовочка… А за что парнишу посадили?
Ева. Перестань.
Санта. Меня как-то тоже посадили. В психушку. Там был такой странный мужик – вроде нормальный. Как только скажут: «Автобус едет!» – он час орет страшным голосом, доктора сбегались, жуткий хай! Иногда мы ему среди ночи шептали: «Автобус едет!» – что там начиналось! Он, вроде, видел какую-то аварию.
Вильгельм (Алексису). Эвалд заходил ко мне.
Алексис. Как? К тебе? Когда? Что он сказал?
Вильгельм. Он не хотел, чтобы я тебе об этом говорил, только в том случае, если ты будешь его искать. Волк, дай ему. Пусть берет.
Алексис. Мне?
Вильгельм кивает. Алексис берет конверт, открывает, читает.
Вильгельм. Он уж после тюрьмы был тяжело болен. Это было прошлой весной. Мы сидели в старой квартире и пили чай. Мы почти не разговаривали. Вскоре после этого мне позвонили из морга. Говорят, он выпрыгнул из окна больницы.
Алексис. Ничего не понимаю. Он – сам, нет…
Вильгельм. Я вам еще не рассказал о далеком прошлом. В том доме, у моря, я лежал на чердаке. Такое большое, большое солнечное окно. Я встал и открыл окно. Это невероятно. Это даже звучит необычно – вслушайтесь! – “он подошел и открыл окно”. И этот он был я! Невероятно. Об этом можно было бы написать роман. Огромный роман, состоящий всего из одного предложения – “он подошел и открыл окно”. (Шепчет.) Волк. Волк, помоги мне выйти на улицу.
Волк подходит к дверям у дивана и открывает их. Вильгельм останавливается на пороге.
Сын?
Алекс не сразу, но посмотрел на него.
Я доволен тобой.
Вильгелм с Волком выходят. Слышится разговор, звон цепи. Ева подходит к окну.
Ева. Он уходит с собакой по дороге прочь.
Санта. С собакой, значит, не потеряется.
Входит Волк.
Волк. Сказал только… так странно…
Дина. Что он сказал?
Волк. Он сказал: «Я хочу, чтобы после меня осталось лишь немного серебра». Как моль убил.
Дина. И куда он теперь один пошел?
Волк. Придет. Он иногда бродит вот так, потом возвращается без сил.
Дина с Волком исчезают в кухне.
Ева. Алекс, не горюй. Твой отец – сильный человек. Удивительный человек.
Санта. Опять ее понесло!
Санта хочет налить вина, но бутылка пуста. Она уходит с бутылкой на кухню.
Ева. И очень одинокий. Ты тоже одинокий. Я не могла себе и представить, что в таком красивом доме живут такие одинокие люди. Алекс, я хочу стать твоим другом, ты не можешь сейчас остаться один. С тобой может что-нибудь случиться.
Алексис. Со мной ничего больше не может случиться.
Ева. Может случиться! Может! Что-то хорошее.
Алексис. Нет.
Ева. Да! Надо верить.
Алексис. Кому?
Ева. Никому. Послушай – не верить никому. Это же так легко, правда?
Алексис. Однажды я сидел в трамвае, была остановка, а рядом на дороге переехали ребенка. Я все видел, как при замедленной съемке, я видел, что сейчас это произойдет. Но я находился за стеклом и ничего не мог сделать.
Пауза.
И каждый раз, слыша вот такое, про что ты говоришь, – о поэзии и вере или еще про что, мне хочется кричать, как тому, о котором рассказывала Санта, – автобус едет. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я за стеклом.
Ева. Но ты же сам читал стихи!
Алексис. Я знаком с тем парнем, который их написал, вспомнил о нем – поэтому. Ничего больше для меня не имеет значения.
Ева. Ты начал рисовать коня.
Алексис. Я рисовал Санту. (Громко.) Санта! Может, ты все-таки принесешь сюда это вино, или будешь пить одна?
Санта входит со стаканом и бутылкой вина, ставит на стол напротив Алекса.
Санта. Глупые богатеи. Как можно пить такое кислое вино…
Ева. Алекс, только пообещай мне, что все будет хорошо. Тогда я сразу же пойду домой.
Алексис. Ха! Как будто кому-то интересно, что со мной будет. Кому? Тебе? Ей? Ой, не надо.
Ева. Хотя бы поговорим. Пожалуйста. Я тебя понимаю, потому что сама через все это прошла. Встретила замечательного человека, моего человека. А он меня бросил. (Пауза.) Я тогда думала, что ничего больше в этом мире со мной не может случиться. Все вокруг мне говорили: жизнь продолжается, а я кричала им: нет, без него все кончилось!.. Оказалось, видишь – все же продолжается. Как бы там ни было, все не так ужасно, слышишь? Надо бороться, Алекс!
Алексис. Я больше не хочу бороться! Да уберешься ты, наконец, со своими проповедями! Уходи!
Ева отступает, убегает прочь. Пауза.
У тебя еще есть та травка-муравка?
Санта. Что?
Алексис. Трава у тебя есть?
Санта. Нету. (Пауза.) Я могу тебе достать, чего хочешь. Но ты же сказал, что завязал.
Алексис. А сейчас мне хочется.
Santa. Это так находит временами. Между хочется и хочется есть разница.
Алексис. Послушай ты, заумная. Сама начала – я могу достать. Так достань.
Санта. Не, ну нормально. Что придумал, я из-за тебя должна посреди ночи переться в центр за травкой?
Алексис. А здесь поблизости нету?
Санта. Теперь нет.
Алексис. Что значит – теперь нет?
Санта. Здесь нормальные пацаны, нормальная тусовка. Только у них заходы временами, что вдруг больше не будут деге… дегерировать…
Алексис. Дегенерировать.
Санта. Ну да. Сидят в кабаке и поглощают пиво, кажутся себе такими культурными, говорят только о позитивном и прочую туфту. Но это со временем проходит. Потом такая стыдоба берет. Такой облом – не де… не де… не де…
Алексис. Не дегенерировать.
Санта. Ну, ведь точно? Вот сейчас у них такой самый период. А другие точки я не знаю.
Алексис. Точно облом. Вот и я два года отжил, как святоша.
Санта (ухмыляется, садится на диван). А чем тебе плохо быть нормальным? Забудь, что было, и все.
Алексис. Как это можно забыть? Все время ходят за тобой, словно ждут, когда что-нибудь случится, когда же настанет вот такой вечер, такой долбаный вечер, как этот…
Алексис ложится, свернувшись калачиком, кладет голову Санте на колени.
Санта. Страшно?
Алексис. Очень.
Санта. Пройдет.
Алексис. Пропадет.
Санта. Ну, спи, спи.
Алексис. У тебя есть друг?
Санта. А, был тут один… был да сплыл.
Алексис. Знаешь, что мне в тебе нравится? Что ты никого не копируешь. Что ты озвучиваешь свои мысли.
Санта. Тут ты прав. Меня, кстати, один пацан – Марис, сын этой Дины – вообще терпеть не мог, потому что я ему все говорила, что думала. Один раз я чуть не получила от него по фейсу. Ты это имел в виду?
Алексис. Почти. (Пауза.) Опять этот шум. Слышишь?
Санта (прислушивается). Сквозняки.
Алексис. Нет, нет. Сначала я тоже думал, что сквозняки. Но это что-то другое. Не могу понять, откуда этот звук исходит. Из-под пола? Или из сада? Может, из труб? Ты же тоже слышишь, правда?
Санта. Наверное, слышу.
Алексис. Мне уже кажется, что я один тут схожу с ума. (Пауза.) Давай лежать на диване. И ничего больше не надо.
Санта. И травки тоже не нужно?
Алексис. И травки тоже.
Санта. Всю жизнь на диване? Это же невозможно.
Алексис. А спорим, что возможно.
Санта. Да ну тебя, дурачок, что ты мне здесь сказки рассказываешь.
Алексис. Тише!
Оба прислушиваются. Снаружи подъехала машина, сигналит, кто-то свистит и зовет Санту.
Санта. У меня тут… одно дело. Ненадолго надо уехать.
Алексис. Куда ты поедешь?
Санта. Для меня это очень важно. Я же тебе в самом начале сказала, что мне надо будет уехать.
Алексис. Останься, пожалуйста. Я здесь один сойду с ума.
Санта. Но мне надо.
Алексис. Пусть они едут.
Санта. Пусти. Нет, ну надо же какой! Кто ты мне, начальник?
Пауза.
Алексис. Ладно. Шагай.
Санта. Я могу и на машине… Я тебе чернухи достану. Хочешь? Я тебе всего привезу. Посидим нормально. А что сейчас – у нас нет ничего. А?
Алексис. Иди. И можешь здесь больше не появляться.
Алекс вскакивает. Она уходит, оставив дверь открытой. Появляется Волк, закрывает дверь. В кухонных дверях появляется Дина, без сумочки, с пачкой фотографий в руках.
Дина. Этот дом становится все темнее. Весь день дождь собирался, теперь точно польет, ветер какой. Знаешь, я хотела тебе сказать – и это надо сказать – мне очень не нравится, что ты вместо «я» говоришь «мы».
Волк. Ой, ой, ой.
Дина. Это твое «ой, ой, ой» не к месту.
Волк. Почему вам не нравится моя манера разговора?
Дина. Нет, ваша манера разговора мне нравится, не нравится, когда человек вместо «я» говорит «мы».
Пауза.
Волк (выразительно). И кто же вы у нас тут такая, чтобы критиковать мою манеру разговора?
Пауза.
Дина. Правда. Никто.
Волк отнимает у нее фотографии, любуется.
Волк. Дина, Дина, Дина, ну не обижайтесь! А? Смотрите, сколько мадонн мы накопировали? Зачем же нам ссориться? Она божественна, как Лаура Петрарки. Мне даже кажется лучше. Ну, в чем же дело? Улыбнись! Не улыбнешься?.. У-у, ну что ты надулась. Я же просто Одинокий Волк. Да, могу обидеть, даже о том не подозревая, отвык от людей.
Дина. Сам же хотел этого.
Волк. Я? Я не хотел. Но когда…
Дина. …когда там, в подвале, мы говорили о происхождении мира…
Волк (перебивает). …а когда я приезжаю к своей мадонне, я никогда не говорю «мы». Никогда… Что ты хотела сказать?
Дина. Ничего.
Волк. Нет, что-то хотела.
Дина. Я хотела сказать, что в подвале ты тоже при мне не говорил «мы».
Волк. Ты хочешь сказать, что…
Дина. Нет, не хочу!

Странички: 1 2 3 4 5 6 7 8 9