ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА

Дина. Мне не нужны ваши деньги, и я никуда не уйду.
Лия. Придется ее выкинуть на улицу.
Дина. В жестокости вы превосходите своего пса. Мне некуда спешить.
Лия. Да-да, подождем полицию.
Лия поднимает телефонную трубку.
Алексис (выхватывает у нее трубку). Какая полиция? Мы будем есть или нет? Волк!!! Где вы там?
Лия. Чего ты кричишь?
Алексис. Ну, успокойся, мам.
Входят Вильгельм и Волк.
Вильгельм. Ты же в курсе, что легче вызвать душу умершего, чем успокоить женщину, которая вбила что-нибудь себе в голову. Волк, принеси мне мой любимый стул.
Волк приносит стул.
Вильгельм (Дине). Ого! У нас еще гости. Свято место пусто не бывает.
Дина (встает). Меня зовут Дина.
Вильгельм. Дина. Великолепно. Прошу к столу, Дина.
Лия. Слюнтяй.
Дина. За стол я все же не сяду.
Вильгельм. Нет, правда, без разговоров, пожалуйста. Волк, ты не мог бы помочь?
Волк предлагает Дине стул. Она все-таки садится. Волк подкладывает Вильгельму под подбородок салфетку, наливает в стаканы. Все смотрят на Лию, она единственная стоит.
Лия. Пойду-ка я в сад.
Вильгельм. Сейчас?
Лия. Это тебе свойственно. Всю жизнь к чужим ты был любезнее, чем ко мне…
Вильгельм. О чем ты говоришь?
Лия. Это ты о чем говоришь? «Уважаемая, присаживайтесь к столу!» Она, может быть, пришла меня унизить или выманить деньги, я не знаю, вломилась в мой дом… Неслыханно. А теперь еще и к столу.
Вильгельм. Ты же не даешь ей ничего объяснить.
Алексис. Мам, это опять твои нервы.
Лия. Хорошо. У меня есть тост. Алекс, только ради тебя.
Лия берет стакан, задумчиво смотрит в окно. Встрепенулась.
Лия. Нас приехал навестить сын – это раз. Наконец-то у нас свой дом – это два. У нас с папой скоро годовщина свадьбы – это три. Эти три вещи мне очень важны. За эти три вещи я и хочу выпить. И ни за что другое.
Все выпивают, кроме Дины.
Алексис. И больше ни за кого? (Пауза.)
Лия не отвечает, уходит в кухню. Остальные едят молча. Дина ни к чему не притронулась, смотрит через стол, как Волк кормит Вильгельма. Волк смотрит на нее. Дина отводит глаза.
Вильгельм. Почему вы отвернулись, Дина? Можете смело на меня смотреть, я привык.
Волк. Мы симпатяшки. На нас все еще смотрят женщины… А-ам, кусочек побольше, без косточки…
Вильгельм. Почему вы не пьете? Не хотите есть – это ваше дело, но выпить – это святое.
Волк протягивает Дине стакан. Она все же берет. Из кухни выходит Лия с садовыми ножницами.
Лия. Ого-го! Мы уже вместе вы-пи-ва-ем! Ловко. Браво!
Лия аплодирует. Дина ставит стакан.
Дина. Я вам не клоун какой-нибудь, я не хочу, чтобы меня принимали за… за… не знаю за кого, эта ужасная женщина все переиначила, я хочу вам сказать… да что там рассказывать, тут все уже сказано. (Выхватывает из сумки журнал, читает.) “Дина – медсестра. Она признается, что ради своего сына воровала. Любовь куда-то ушла, рассказывает Дина, особенно в конце я все чаще хотела, чтобы он уже поскорее умер. После смерти сына я почувствовала облегчение, наконец-то все закончилось. Если бы этого не случилось, я сама сделала бы ему последний укол”.
Дина умолкает.
И так далее. Две страницы и фотографии. Все это читают, весь город читает.
Пауза.
Что молчите? Скажите что-нибудь, сделайте мне больно настолько, чтобы я не чувствовала эту боль… (Прикладывает руку к груди.)
Лия. Я могу достать кассету. Это ее слова, слово в слово.
Дина. Но там не написано, что журналист пришел ко мне с бутылкой коньяка, когда я два дня ничего не ела. Там много еще чего не написано. Как он жил на улице. Как меня уволили. Я колола ему, когда он не мог сам, а что мне оставалось, если он изводился до смерти? Да, я его ненавидела, но все-таки любила, я желала его смерти, но только потому что боялась, что умру первая и его некому будет похоронить. Почему же здесь об этом не написано?
Лия. Не путайте журналиста со священником.
Дина. Какая разница, они же оба – люди.
Дина садится на стул у камина.
А здесь я чувствую что-то новое. (Достает из сумочки таблетку, кладет в рот.) Такое доброе ощущение. Я вот здесь сижу, и все проносится мимо (идет стороной). Если бы еще кто принес стаканчик.
Волк приносит Дине стакан.
Вильгельм. Даже не знаю, что тут можно сделать. Я не думаю, что это как-то… даже если в следующем номере Лия опубликует опровержение…
Лия. Исключено. Она алкоголичка. Вы что, не видите?
Ева. Не надо! Хватит.
Дина. Оставьте меня все в покое. Пожалуйста.
Алексис. Ева, сядь!
Лия (Алексису). И не волнуйся так. У нас ведь все в порядке, правда, Алекс?
Лия на ходу ерошит волосы Алексиса. Он не дается. Лия выходит на улицу. Пауза.
Вильгельм. Ева, расскажите что-нибудь о себе. Что-нибудь светлое. Нам сейчас нужен свет.
Ева. Что рассказывать. Живу напротив, через дорогу, в бывшим фабричном доме. Вместе с мамой, сестрой и моим сыном.
Вильгельм. У вас есть сын?
Ева. У меня замечательный ребеночек. Самый лучший, какого только можно желать.
Вильгельм. А отец ребенка? Я старик, мне можно быть нетактичным.
Ева. Он какое-то время жил с нами, а потом… ушел.
Вильгельм. Как?
Ева. Ему, наверное, нужно было идти.
Вильгельм. Очень интересно. Знаете, у меня как раз идея написать рассказ примерно о такой девушке, как вы. Только в моем рассказе у девушки не такое… свободное отношение к жизни.
Ева. Я про отношения ничего не знаю. Просто благодарна судьбе за то, что его встретила, вот и все.
Алексис. Что ты ее допрашиваешь?
Вильгельм. Вот как… А ваша сестра?
Алексис. Может, хватит?
Ева. Ничего, Алекс, твой отец очень любезен. Сестре еще нет и восемнадцати. Она полная моя противоположность – красивая, смелая, человек действия. Мы с ней… то есть…
Волк. … бьемся не на жизнь а на смерть .
Ева. Нет-нет. Просто она легко находит в человеке слабое место и делает ему больно… Я ей всегда прощаю. Учусь прощать… Мама у меня хорошая, пока я на работе, присматривает за Карлисом. Это и нетрудно, он славный малыш. (Смеется.) Вспомнила, как мы сегодня утром говорили про банан.
Вильгельм. Ну-ка, ну-ка, про банан? Это интересно.
Ева. Да. Мне самой это понравилось. Что он рос на длинной пальме под голубым небом, что какая-то мартышка понюхала его, какая-то птичка пыталась своим клювиком попробовать, да так и бросила до завтра, а назавтра банана уже не было, 30 дней и 30 ночей под Южным крестом его нес по волнам океана корабль, чернокожие моряки кричали «maine, maine» и «vire, vire», а потом он попал прямо к Карлису на стол…
Под конец Ева так увлеклась, как будто рассказывает ребенку, глядя перед собой на стол. Дина очнулась, повернула голову, пробует встать.
Волк. Вот так нам мать врет с самого рождения, чего тут удивляться, что вырастаем уродцами.
Ева (возмущенно смотрит на Волка). Это не вранье, это… это воображение.
Волк. Когда по научному коммунизму у тебя неизменно стояли самые хорошие оценки, то в конце концов понимаешь, что во всем надо придерживаться фактов. Это происходит по-другому, нету чернокожих мужчин, которые кричат под Южным крестом. И ни в коем случае не 30 дней и 30 ночей.
Ева. Именно тридцать!
Вильгельм. А где вы работаете?
Ева. На торфяном болоте. Все женщины с нашего квартала работают на торфяном болоте. Слышите этот постоянный шум? Машина режет землю своими лопастями. Довольно далеко отсюда, за городом, а все-равно слышно, если прислушаться…
Дина со стаканом в руке все же поднялась и блестящими от слез глазами смотрит на Еву. Затем бросается Еве на шею и замирает, беззвучно плача.
Ева (пытается освободиться). Тетя Дина!
Дина. Спасибо… человек… хоть один человек…
Ева. Дина, эй, Дина. Что с тобой?..
Алексис. Как ее теперь домой доставить?
Ева. Через времечко придет в себя. С ней это иногда случается.
Вильгельм. Надо положить на диван. Пусть поспит.
Дину кладут на диван. Входит Лия с садовыми граблями. Она осматривает свою руку, достает с полочки бутылочку, льет на поврежденное место.
Лия. Опять то самое место!.. Сначала надо избавиться от этой железной травы… вырывать ее, проклятую, с корнями… это она только вначале безобидная, а потом весь сад заполонит… растет, как ни в чем не бывало.
Ставит бутылочку на место.
Лия (о Дине). Ну что? Конец первого действия?
Вильгельм. Как хочешь, мамуля, но ты за нее в ответе.
Лия. Я? (Смеется.) Мне хватает забот с вами нянчиться.
Ева садится на диван.
Упал человек однажды в реку, а потом – пусть несет… Кричит: «Я такой несчастный», – и мечтает о теплом местечке, где есть горячая вода и трехразовое питание. И все это по возможности бесплатно. А кто будет платить? (Говоря, она садится, кладет на колени салфетку, ест жаркое, пьет вино.) Какая-то женщина с ребенком на руках каждое утро сидит у базара, когда иду на работу. Вечером она уже пьяна до бесчувствия, а где ребенок – один Бог знает. Взять бы кнут, подойти бы к ней да как врезать между глаз, чтоб искры посыпались.
Ева. Какое вы имеете право так говорить?
Дина что-то бормочет, пробует подняться, но Ева ее успокаивает.
Лия. Салат – арабский салат – никто не пробовал? Апельсины с оливками, солью и луком. Своеобразный букет вкуса. Вот вино, кажется, не настоящее… (Еве.) Это все ко мне на стол с неба свалилось? Пришел добрый дядечка и принес подарочек?
Ева. Я так не считаю, но…
Лия. С работы ее уволили за то, что у нее были проблемы с алкоголем и таблетками. Она была плохой матерью и сама в ответе за своего сына. Я не права?
Алексис. Мам.
Лия. Что?
Алексис. Это было давно. Осенью мы поехали на дачу за яблоками. Ты еще оставила белую шляпу в поезде, помнишь?
Лия. Что-то не очень.
Алексис. В том поезде мы видели первого бомжа. Он спал с мокрыми штанами. Контролер велел ему сойти. Мам, ведь ты же не разрешила его выкинуть.
Лия. Не помню.
Алексис. Ты плакала и говорила, что это безумие, что человек не животное, что его нельзя лишать тепла…
Лия. Не припомню ничего подобного.
Алексис. Что он страдает за нас за всех.
Лия. Сынок, скорее всего, это было очень давно. С тех пор, как я поняла, почему так происходит, меня это больше не интересует.
Алексис. И Эвалд тоже?
Лия. Что?

Странички: 1 2 3 4 5 6 7 8 9