Айдар Хусаинов
пьеса в стихах в двух частях
Действующие лица.
Саломея.
Ирод.
Иродиада.
Титус.
Давид.
Стражник.
1 слуга.
2 слуга.
Нищий.
Певец.
12 женщин.
Голова Иоанна Крестителя.
Голос.
Часть первая
Сцена первая
Ночь. Балюстрада дворца Ирода.
Слышны звуки пирушки.
1-ый слуга.
… Пора и на покой!
Довольно музыки, и танцев сладострастных,
И яств изысканных, и сладкого питья!
Пора, Захария, идти в опочивальню,
Короткий миг любви — и вечный чудный сон
Поглотит нас с земными потрохами
И даст успокоение свое,
Как ни один воитель во Вселенной,
Хотя бы он прошел ее вконец
И всех побил, как Гога и Магога,
Как саранча весенние ростки.
2-й слуга.
Да нет, останемся. Люблю я по ночам
Средь пира шумного вот так на воздух выйти
И глядя в небо, где звезда горит,
Порассуждать наедине с собою
О том, как все устроено чудно,
Как жизнь прекрасна! Как она прекрасна!
1 слуга.
Да что же ты прекрасного нашел?
Наш царь устал и стал чудаковатым,
Ну, помнишь, тридцать, что ли, лет тому назад
Такой же ночью, только вот зимою,
В такой же час явились мудрецы -
Издалека, таких мы не видали,
И все кричали: «Царь! Родился царь!»
Тогда и взбеленился бедный Ирод,
Велел младенцев всех поубивать
И мрачным стал, сухим, как смоковница.
2 слуга.
О как повеселились мы тогда!
С очами жаркими прошли сквозь Иудею,
Мы видели сквозь землю, перед нами
Все двери отворялись, будто мы
И были мудрецами издалека,
И юноши смотрели лишь на нас,
И все богатства плыли прямо в руки,
И все в округе пели нам хвалу,
Когда мы отпускали их младенца.
Тогда и убедился я, мой друг,
Что нету слаще участи, чем эта -
Служить царю. О сколь прекрасна жизнь!
1 слуга.
Да ну тебя, ты слишком много выпил.
Какая радость быть слугой царя,
Которому противно все на свете,
Который не ведет уже войны
За что-нибудь, за воду или землю,
За золото, за сладкий миг удачи,
Когда победа разом все приносит,
Покуда ты висел на волоске
От гибели, от смрада разоренья,
От нищеты кровавого позора.
Безрадостно у Ирода служить.
Одно неплохо, что едим досыта
И пьем, как вздумается, скажем, как сейчас.
Давай, Захария, идем на боковую.
2 слуга.
О нет, постой, пускай продлится миг
Чудесного, прекрасного волненья,
Когда ты сыт и бодр, слегка устал,
Истома в теле после омовенья
И пира шумного, и сладкого вина -
И дерзкое, хмельное предвкушенье -
Эй, виночерпий, где-то запропал?
Налей последнюю, — и радостно глядеть,
Как он свои протягивает руки
И сладкое, тягучее вино
Так долго-долго льется из кувшина.
Подумай сам, а если бы сейчас
Ты был бы плотник или же в гончарню
Тебя определила бы судьба,
И жил бы ты на хлебе и воде,
Имел жену, и кучу ребятишек,
И не имел куда себя приткнуть
И спал бы на камнях, на пепелище,
Когда б пришла война или закон
Иначе повернул тугое дышло.
Затем и говорю я: » Жизнь прекрасна,
И дай нам Бог подоле наслаждаться
Всем тем, что отпустила нам судьба».
1 слуга
Как мало надобно тебе, мой милый друг,
Для жизни сладостной. Тебе, я вижу, мнится,
Что ты в раю. Какой же это рай-
За два часа доскачешь до границы,
А дальше — Рим, могучий злобный Рим
Ощерился мечами легионов
И земли держит хищными когтями
Могучего имперского орла.
Ты говорил — мы шли сквозь Иудею,
И перед нами падали все ниц,
А что бы ты сказал, когда б мы шли
По всей земле, до северного края,
Где люди целый год живут в снегу
И где брильянтов более, чем снега.
О сколько б мы увидели тогда!
Каких богатств мы были бы достойны
И сколько радости вкусили б мы с тобой,
О как бы тешили свое воображенье
Войною, скачками, борцовою ареной
И ласками достойнейших из всех.
А что нам здесь? раба забьешь ли насмерть
Да пригрозишь отправить на галеры
Прислужника, онагра затравишь -
И все дела. Такая право, скука.
Противно, друг мой, Ироду служить.
А вот война, хотя бы понарошку,
Войти в сношение с Арменией, и дальше —
Восстание готовить и резню -
Вот это счастье, как я понимаю.
Но Ирод стар, чего ему хотеть?
Он даже умереть уже не хочет,
Не то что жить. Мне жаль Иродиаду,
Филиппа бросить, своего супруга,
И стать наложницей, какой-то потаскушкой
Хотя бы при царе, которому плевать,
Что есть она, что нет ее. Конечно,
Тут позавидуешь и дочери своей.
Еще чуть-чуть — она прекрасна будет,
Как роза юная в пустыне иудейской,
Как первоцвет в долине Ханаана.
2 слуга.
Ну да, мой друг, над ней вдвойне насмешка,
Что Иоанн, известный как Креститель,
Который объявился в третьем годе,
Все говорит: «Не спи с Иродиадой,
Она жена другого, Ирод-царь!»
1 слуга.
Живи в пустыне, кушай саранчу
И дикий мед выискивай в пещерах-
Ты тоже знать не будешь ничего
О всех интригах царского подворья,
Тем более, что нет их. Но Креститель
Мне нравится. В нем буйство есть пророка,
Который не боится ничего,
И говорит в глаза такие вещи,
Которые и думать не резон.
Захария, так, может, мы с тобой
Дождемся дня, когда к нам царь явится,
Великий царь Израиля, земли
Обетованной, данной нам в награду
Владыкой вечным. Если Иоанн
Действительно пути приготовляет,
Не все еще потеряно для нас.
Мы будем жить еще довольно долго,
И знает кто? быть может, грозный Рим
Еще падет от рыка Иудеи.
2-й слуга
Теперь я вижу, прав ты, Вафуил.
Пора нам спать, уж больно стал ты грозен.
Неровен час, разбудишь весь дворец
Безумными и страстными речами.
Зачем мечтать? Покушай то, что есть
И выпей то, что налито в стаканы,
И баю — бай! А сон тебе явит
Все то, о чем мечтаешь ты, дружище.
УХОДЯТ
Сцена вторая
Иродиада
… Всюду воровство!
Измена всюду! Как я одинока!
Одна — одна я царство стерегу,
Как ключница последние припасы.
Им волю дай, прислужникам лихим -
Растащат все, пропьют да проиграют
Или — беда другая — раздразнят
Великого и грозного соседа,
Который лишь из милости и терпит
Соседство наше, слабый наш оплот.
О эти порождения ехидны,
Столпы тщеславия, вместилища пороков!
Что знаете об Ироде Великом?
Лишь только он и терпит вас доднесь.
Когда б не он, и дня б не продержались,
В пустыню всех, на скорбный дикий мед,
Пожалиться великим небесам
На участь безутешную свою.
Но знает Ирод — государь силен
Своей прислугою, когда она при деле,
Но дела нет давно уже. Устал
Великий Ирод. Дни его к закату
Уж клонятся, и миру трепетать
Перед другими грозными царями.
А нам бы потихоньку да чуть-чуть
До самой тихой смерти продержаться,
Пока она не придет и до нас
И не укроет всех могучей тенью,
Спасительница от земных забот
И утешительница в наших начинаньях.
Но как же быть — уже прислуге всей
Разбередил всю душу сей Креститель.
Неровен час, у нас начнется смута,
Начнутся разговоры. Да они
Уж начались. О Боже Милосердный,
Так не оставь Ты Ирода в заботах,
Наставь его, направь его стезею
Добра и милосердья Твоего.
УХОДИТ
Сцена третья
Площадь перед дворцом. Утро.
Нищий.
Ну, снова день, и надо подниматься.
Вот так всегда — проснешься ранним утром,
Башка болит, в карманах ни копейки
И голову мне негде приклонить.
Хочу вина — да кто ж подаст бродяге,
И хлеба хочется, да хоть воды напиться -
Одно и то же каждый божий день.
Когда я был совсем еще ребенком,
Отец мой был служитель в синагоге.
Он уходил поутру на работу,
А возвращался поздно, ввечеру.
Я думал — вырасту и буду жить иначе,
И каждый день наполнен будет смыслом,
Не этим вот бубу-бубу-бубу.
А вышло что — вся жизнь на день похожа,
Поутру встанешь — ищешь пропитанья,
Наступит полдень — отдохнешь немного,
И снова ищешь, чем бы закусить.
А ввечеру — еще одна забота -
Ведь надо выпить и повеселиться,
Поскольку ночь идет, и очень может статься,
Что ты уж не проснешься никогда.
Но с каждым днем все хуже, гаже, проще,
Былого нет давным-давно веселья
И радости не будет никогда.
Одна надежда, может, царь явится,
Великий царь, кто время остановит
И даст передохнуть простому люду,
А то рябит давным-давно в глазах
От жалкого, тупого повторенья.
Как больно мне, что я смиренный раб!
Пойду к фонтану, надо сполоснуться
И поискать, кто даст немного хлеба
И кто нальет мне кружечку вина.
Стражник
Пошел, бродяга, неча здесь лежать.
А вы чего забыли, нищеброды,
Здесь вам не тут, здесь все запрещено.
(Всех разгоняет, наконец садится).
Ну, вот теперь хотя б чуть-чуть спокойней,
И никого не надобно давить.
Какая, в сущности, никчемная работа -
Все делай, делай, нет у ней конца,
Как будто надо вычерпать все море,
А утром глядь — а море все на месте,
Как будто ты не черпал ничего.
Отец мой повар был из Назарета,
Глухое место, вроде Чекмагуша,
Кормил он стражу, царскую охрану,
Потом меня пристроил, как я вырос,
Как обзавелся жидкой бородой.
Он говорил — такого не случиться,
Чтоб род людской насытился однажды,
И в этом убедился я сполна.
Что за народ — толкаются и лезут,
И нарушают всякий беспорядок
И не хотят в покое пребывать.
Да успокойтесь вы, все кончено, поймите,
И ничего такого не случится.
Все под контролем, деньги есть- давайте,
А прочие — сидите по домам.
Все кончено, все продано — забудьте,
Сидите тихо, будет все нормально,
Я вам определенно говорю.
Титус.
Ну что, прогнал? Готово все иль надо
Еще нагнать нам воинов-героев,
Очистить площадь, разостлать ковры,
Столы расставить да еду какую,
Что подешевле. Нынче будет праздник.
Стражник.
Все сделано, великий господин.
Титус.
Тогда иди. Оставь какую стражу,
А сам поспи. До самого рассвета
Визжать, орать и бегать будет сброд,
Который именуется народом.
А впрочем, что такого остается
Ему-то, бедному. Вот так придешь домой,
Попразднуешь, попьешь вина такого,
Какое и не снилось никому,
Потом жуешь изысканные яства,
Глядишь — идет к тебе красивый раб
И так воздушно двигает руками.
А наслажденье выйти в караул
И чувствовать так близость государя,
Как чувствует, наверно, поросенок
Вблизи огромной матери свиньи.
Она лежит, раскинулась широко,
И так горят соски ее призывно,
Что нет удержу не ползти до них,
