СОЛОХА. Стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырёхэтажные домы; стук копыт коня, звук колеса отзываются громом и отдаваются с четырёх сторон; домы ростут и будто подымаются из земли на каждом шагу; мосты дрожат; кареты летят; извозчики кричат; снег свистит под тысячью летящих со всех сторон саней, пешеходы жмутся и теснятся под домами, унизанными плошками и огромные тени их мелькают по стенам, досягая головою труб и крыш. С изумлением оглядывается кузнец на все стороны. Вакула, то я тебе говорю: оглядывайся с изумлением, чего дуриком-то пялиться в гриву Козяки. Изумись уже, хлоп!
ВАКУЛА. Изумляюсь. А как же ж. Изумительно как!
КОЗЯКА. Кажется, что все домы устремили на него свои бесчисленные огненные очи и глядят. Господ в крытых сукном шубах он увидел так много, что не знает, кому шапку снимать. Што, зёма, балшой город?
ВАКУЛА. Боже мой, сколько тут панства, и всё – москали.
КОЗЯКА. Одно не пойму, как в Петембурге могут проживать москали? Может, всё ж таки, петембуржцы?
ВАКУЛА. Может, и петембуржцы, а всё одно не наши – москали. Эх, я думаю, каждый, кто ни пройдёт, по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель! А те, что катаются в таких чудных бричках со стёклами, те, когда не городничие, то, верно, комиссары, а может, ещё и больше. Боже ты мой, какой свет! У нас днём не бывает так светло. Губерния знатная, а то, как же ж, ничиго не сказать, домы балшущие, многие исписаны буквами панятными до черезвычайности. Чудная пропорция.
СОЛОХА. Вот царский дворец.
ВАКУЛА. Что за лестница! Жаль ногами топтать, экие украшения! Вот говорят: лгут сказки. Кой чёрт, лгут!
МИКОЛА. Будет уже чертыхаться, Солоха, чертыхнёмся тут все, ей-бо.
ВАКУЛА. Боже мой, что за перила! Тут одного железа рублей на пятьдесят пошло. Что за чудная живопись! Вот, кажется, говорит, кажется, живая. А Дитя Святое! И ручки прижало, и усмехается, бедное. А краски, какие краски! Тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, всё ярь да бакан, а голубая так и горит. Важная работа. Сколь, однако, ни удивительны сии малеванья, но та медная ручка ещё большего удивления достойна. Эк, какая чистая выделка. То всё, я думаю, немецкие кузнецы за самые дорогие цены делали.
КОЗЯКА. Вакула, хочешь заняться серьёзными искусствами? Я ведь могу устроить…
СОЛОХА. Цыть короста. А вот запорожцы пришли! (Щёлкает нагайкой.)
Входят Дьяк и Голова.
МИКОЛА. То же ж Голова с Дьяком! Другие рожи не нашлись разве?
СОЛОХА. Где ж я тебе других возьму, в Диканьке-то? Не мешай, Микола, остатний раз наслаждаться собственным уменьем славного ремесла!
КОЗЯКА. Что за рожи… и на что ж они похожи!
СОЛОХА. Не мешайся, пока не скажу, всю внешнюю политику мне рушишь. А ну, зараза, геть в укрытие! (Щёлкает в воздухе нагайкой.)
КОЗЯКА. Не бей, не бей, пробачь! (Засовывается в мешок.)
ВАКУЛА. Здравствуйте, панове! Помогай вам Бог, вот, где увиделись.
ГОЛОВА. Что там за человек?
ДЬЯК. Где человек? Какой человек? Взагали, в упор не вижу.
СОЛОХА. Чтоб вам повылазило, когда не признаете, гадские спесивцы. (Щёлкает в воздухе нагайкой.)
ДЬЯК. А! Здорово, земляк, зачем тебя чёрт принёс?
ВАКУЛА. Вы откуда знаете, что чёрт?
ГОЛОВА. Не ангел же ж, а? а? а! Ангелы по столицам не шастают.
ДЬЯК. Что им делать в этом аду.
ГОЛОВА. После потолкуем, земляк, теперь мы идём к царице.
ВАКУЛА. К царице! Будь ласка, возьмите меня с собою!
ГОЛОВА и ДЬЯК (вместе). Тебя? К царице!
ГОЛОВА. Ты речь не репетировал.
ДЬЯК. Часа нужного не высиживал.
ГОЛОВА и ДЬЯК (вместе). Горилки с кацапами не пил, а туда же ж!
ДЬЯК. Нет, не можно. Мы, братишка, будем толковать с царицей за своё.
ВАКУЛА. Возьмите! (Падает на пол.) Возьмите… возьмите-возьмите-возьмите.
МИКОЛА. Припадок, или что?
СОЛОХА. То шлаки грязные выходят из души и мозг, ничего! (Встаёт над Вакулой, делает пассы.) Терпи! Вылазь, чёрт, сейчас нужен будешь.
КОЗЯКА (выходит из мешка). Вот-вот, а как – что, так я – зараза.
СОЛОХА. Держись, сынку! Крепись, Вакула!
ВАКУЛА (встаёт). Эх, какая всё же напрочь впечатлительная вещь этот царский дворец.
СОЛОХА. Есть, вышел!
ВАКУЛА. Эй, Козяка, а ну, подсуетись, проси Козаков, что надо, ну!
КОЗЯКА. Эй, дворяне, я вам сейчас нашепчу чего толкового а уши. (Оббегает Голову и Дьяка.)
ДЬЯК. Возьмём его, в самом деле?
ГОЛОВА. Пожалуй, возьмём. А?
ДЬЯК. А?
КОЗЯКА. А…
СОЛОХА. А вот светлейший князь Потёмкин!
Входит Чуб.
МИКОЛА. Чуб!? Какой изумительно вельможный портрет! Ай да лекарка!
ЧУБ. Все ли здесь?
ДЬЯК и ГОЛОВА (вместе). Все.
ЧУБ. Не забудете говорить, как я вас учил?
ДЬЯК и ГОЛОВА. Не забудем.
ЧУБ. Ну, так и ждите, молчком. (Отходит в сторону.)
ВАКУЛА. То царь?
ГОЛОВА. Куда тебе царь!
ДЬЯК. То сам Потёмкин!
СОЛОХА. А вот царица идёт сюда со своими дворянками.
МИКОЛА. Какая важная дворцовая история! Ай да Солоха…
Входят Дуся, Маруся и Катруся.
ЧУБ. А ну, падите на землю и кричите, как учил, с выражением.
ГОЛОВА и ДЬЯК (падают на колени). Помилуй, мамо, помилуй!
КАТРУСЯ. Встаньте.
ГОЛОВА и ДЬЯК (вместе). Не встанемо, умрём, а не встанемо, мамо!
ЧУБ. Маму вашу так, да вставайте уже, не гневите царицу.
КАТРУСЯ. Душно во дворцовой хате. Повелеваю всем отдыхиваться.
МАРУСЯ. Какой славный хлопец… Гля, графинья, какими парубками богато Российское наше Отечество… славься!
ДУСЯ. Худоват, княгинья, взагали, худоват.
МАРУСЯ. Сдурела, графинья, весу ей подавай… то же ж воин, кума!
ДУСЯ. Права, княгинья, добрый хлоп, я не враз разгляделась в лорнет.
ЧУБ. Всё, раздышались. Теперь царица говорить будет.
КАТРУСЯ. Дорогие россияне и гости столицы. Светлейший обещал меня познакомить с моим народом, которого я до сих пор не видела. Что, козяки… тьфу, тьфу, тьфу… хотела сказать: козаки, презентабельно ли вас здесь годуют? Ночные вазы зады не жмут?
ГОЛОВА. Та спасибо, мамо! Провиянт дают хороший, хотя бараны здешние не те, что на Запорожье, почему не жить как-нибудь, а? а? а!
ДЬЯК. И что нам, мамо, ночные вазы? Тут близко до Невы, берега высокие, обдувает важно, и с прохожим народом пообщаться тут же можно.
ЧУБ. Что вы несёте, дурни, тому я вас учил!?
ГОЛОВА и ДЬЯК (вместе). Помилуй, мамо! Чем тебя твой верный народ прогневил?
КАТРУСЯ. Зараз надумаю. Повелеваю, всем надумываться. А ты, светлейший, подойди ко мне, со своим надумыванием.
ДУСЯ. А что, княгинья, то правда, что козаки на набережную по нужде ходют? Они даже, может быть, и с графиньями там общаются?
МАРУСЯ. А то! Что же ж им с графиньями не общаться, когда они там и с княгиньями речи ведут.
КАТРУСЯ. Цыть, бабские фрейлины!
ЧУБ. Всё, все надумались. Опять царица говорить будет.
КАТРУСЯ. И чего же ж вы, козаки, до меня припёрлись, чего хотите? Небось, царскую казну желаете ошкурить?
КОЗЯКА. Вакула, пора, выпадай теперь вперёд!
ВАКУЛА (бросается на колени перед Катрусей). Ваше царское величество! Не прикажите казнить, прикажите миловать!
ЧУБ. Ох, хлоп… твою маму так!
СОЛОХА. Не тронь его маму, Чуб, ни-ког-да!
МИКОЛА. Ой, Солоха, ради всего святого, не встревай, дай налюбоваться сказкою.
КАТРУСЯ. Цыть! Всем – цыть, я говорю! Кто здесь царица, я или все? Говори, хлопец, я тебя слушаю.
ВАКУЛА. Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевики, что на ногах ваших?
КАТРУСЯ. Не поняла я? Чего? Светлейший, а ну, растолкуй мне ту речь в ушную раковину. (Подставляет ухо Чубу.)
МАРУСЯ. От, село… настоящих черевиков в глаза не видал.
ДУСЯ. Чоботы чоботами.
КАТРУСЯ. Ясно. Хлоп! Продолжай меня удивлять своими очаровательными глупостями, я готова слушать.
ВАКУЛА. Боже мой! Что если бы моя жинка надела такие черевики!
КАТРУСЯ. Да он скоморох! Повелеваю: всем веселится в форме смеха.
Катруся, Дуся, Маруся, Голова, Дьяк и Микола смеются.
ЧУБ. И то есть официальный приём в царской хате? (Пауза на смех.) Что, теперь до утра все вместе реготать будем? А когда дела делать? Всё, насмеялись. В конце концов, царица говорить будет.
КАТРУСЯ. Заткнитесь все, пожалуйста. Особенно графиньи. Княгиньи – тем более. Славный парубок, встань. Когда тебе хочется иметь такие ботинки, тогда то запросто придумать. Принести ему сей же час черевики самые дорогие, с золотом, ей-бо. Светлейший, слетай в кладовку.
ЧУБ. Кто? Я!? Почему нет? Раньше кончим официальную часть, раньше за стол сядем. Смотрите тут без меня… все. (Уходит.)
КАТРУСЯ. Хлоп, меня чарует такое твоё простодушие ради девки. Во, какая ещё встречается посередь простого моего народа любовная бижутерия. А не раздать ли мне каждому россиянину по паре чоботов? Гля, и все довольны, все смеются. А то я слышала, что некоторые смеют хмуриться в моё правление? Небось, ещё и размышляют!.. чего неподобное?.. да, не дай Бог, в полный голос!
Входит Чуб, с черевиками.
ЧУБ (показывает черевики). Ничего?
КАТРУСЯ. Ничего, эти не жалко, дай. (Взяла черевики.) Оставимте на сегодня нашу внутреннюю политику. Вот и наша царская обувка! Ну, каково? Небось, царица у вас не лаптем щи хлебает, а? А! – я вас спрашиваю?
ВСЕ. А!
КАТРУСЯ. На. (Подаёт черевики.)
ВАКУЛА (взял черевики). Боже мой! Ваше царское величество, что когда такие черевики на ногах, и в них, чаятельно, ваше благородие, ходите вы и на лёд кататься, какие же ж должны быть самые ножки! Думаю, по малой мере, из чистого сахара!
КАТРУСЯ. Сахара, не сахара, но чистого. Все разом восторгаются, не?
ГОЛОВА и ДЬЯК (вместе). Ёй! От-то то же ж!
МАРУСЯ. То у Катруськи ножки? Видал бы он настоящие ножки!
ДУСЯ. А там, под подолом, копыта!
ЧУБ. Что за гумор, княгиньи и графиньи? Цыть, я вас спрашиваю! Ты, Катрусю моя, не обижайся, прикажи, и мы всех разом в железо обуем.
ВАКУЛА. Оксана! Оксана… Оксана… Оксана… (Опускается на колени, голова падает на черевики, что держит в руках.)
СОЛОХА. Все замрите! (Встаёт над Вакулой, делает пассы.) Опять шлаки пошли да как идут-то!
МИКОЛА. Мы теряем его! Он уходит!
СОЛОХА. Я тебе уйду… я тебе потеряюсь… эй, Вакула!
ВАКУЛА (вскинул голову). И что такое? (Поднялся с колен.)
СОЛОХА. Все, отомрите!
ВАКУЛА. А правда, что цари едят один только мёд да сало?
* Разделы: Обновления - Драмы - Комедии - Мелодрамы - Пьесы
Похожие произвидения: ДОБРАЯ МЕСТЬ, В ожидании Морозова, ПОДРОСТКИ,
