МИКОЛА. С ведьмами видеться не хочу. А когда я не зашёл бы? Вначале всё решили сами для себя, даже выискали на метле царские черевики, теперь-то чего спрашивать? И что то вы к ангелу на «ты» обращаетесь?
СОЛОХА. Я с Господом Богом в молитвах на «ты» общаюсь. Или тебя, Микола, так много, что тебе надо говорить «вы»?
МИКОЛА. Уела. Твоя правда, Солоха. Вот я.
СОЛОХА. Боже, какой молодой! И краснеть умеет! Пробачь, Микола, за назидание, не мне тебя поучать.
МИКОЛА. Будет. То ты меня пробачь. И спасибо за урок. Но метла!
СОЛОХА. Сожгу! А позволишь лечить сына? Умирает ведь!
МИКОЛА. Не торгуйся. Жги.
СОЛОХА. Вот метла, вот печь. (Бросает метлу в печь.) Гори, метла, сгорай дотла! Добро?
МИКОЛА. Огонь как развела?
СОЛОХА. Думою! Разве думы думать есть колдовство?
МИКОЛА. Сколько ж мне предстоит трудов! Исцелить сына дозволю, но! Взамен ты добровольно лишишься всех знаний и умений. Ведьмовство должно быть пресечено. Хватит человеку одной Православной Веры да десяти Заповедей Божиих.
Стук в дверь.
СОЛОХА. Что мне ад? Я про него всю подноготную знаю, не боюсь.
МИКОЛА. Гордыню смири!
СОЛОХА. Чуешь, Микола, сын стучит в дверь, хочет войти, но не крикнет матери мама.
МИКОЛА. Так, что выбираешь?
СОЛОХА. Или здоровый сын, или отлучение?
ГОЛОС ВАКУЛЫ. Долго ещё ждать!?
СОЛОХА. Ради сына на всё пойду. Согласна, Микола!
МИКОЛА. Человек сказал, ангел расслышал.
СОЛОХА. Аминь. (Открывает дверь) Входи, сынок.
МИКОЛА. Да не забудь с него личное согласие взять!
Входит Вакула.
ВАКУЛА. Заморозили совсем! Как будто чище и светлее стало в хате? И запах чудной?
СОЛОХА. То я метлу жгла, из прутьев редкостных дерев плетенье было.
ВАКУЛА. Всё колдуете. Бросьте уже. Устал быть на ногах, отдохну. (Садится на лавку.)
СОЛОХА. Ты совсем плох. Сынок, хочешь ли ты вновь стать здоровым, как прежде? Позволь матери лечить тебя. Как проснёшься после целительного сна, будут у тебя, сынок, настоящие царицыны черевики для Оксаны.
ВАКУЛА. Что вы говорите?
СОЛОХА. Ты умираешь! Доброй волей согласись на лечение моё! На тебе греха не будет, будешь спать, а проснёшься – пойдёшь сватать любу свою.
ВАКУЛА. Оксана издевается надо мною, ей я столь же дорог, как перержавевшая подкова… спать хочется, невмоготу. Пусть я умру. (Ложится.)
МИКОЛА. Оставь его, поздно.
СОЛОХА. Дозволь лечить против воли! Он умирает! Я не только, что ремесло моё, всю себя отдаю в залог тебе, только дай мне лечить сына, ангел!
МИКОЛА. Нет. Нельзя.
ВАКУЛА. Скорее умру – скорее выбьется из ума вздорная Оксана.
СОЛОХА. Так нет же! Дитя должно жить дольше матери.
МИКОЛА. Одумайся! Не поднять тебе того греха, не донести до покаянья даже! Такое оплатить мало ремесла, мало жизни, тут платою душа.
СОЛОХА. Никому на свете нет дела до материнского сердца. Чужие люди не щадят, родня рвёт лоскутами, как тряпку.
МИКОЛА. Солоха, остановись!
СОЛОХА. Не осталось во мне мудрости, всё, что есть я, то – дитятко моё! То моё дело, хочешь – гляди, а только не вмешивайся, ангел.
МИКОЛА. Что ж. Твоя душа – твоя воля. А только я останусь. Невозможно мне оставить без присмотра ничего, что делается в моей епархии.
СОЛОХА. А на то твоя охота. Начнись же, час Солохи! (Встаёт над Вакулой, сосредоточивается, делает пассы.) Долго стояла Оксана, раздумывая о странных речах кузнеца. Уже внутри её что-то говорило, что она слишком жестоко поступила с тобою. Что если ты, в самом деле, решишься на что-нибудь страшное? Чего доброго, может быть, ты с горя вздумаешь влюбиться в другую. И с досады станешь называть её первою красавицею на селе. Нет!
ВАКУЛА (во сне). Нет!
СОЛОХА. Нет! Ты её ни за что не променяешь. Не пройдёт и десяти минут, как ты, верно, придёшь поглядеть на неё. Она, в самом деле, сурова. Но должна она дать, как бы нехотя, поцеловать себя. Потому что любит.
ВАКУЛА (встаёт, не открывает глаз). Нет, не могу! Невмочь мне пересилить себя. Но, Боже ты мой, отчего она так чертовски хороша! Её взгляд, и речи, и всё, ну, вот так и жжёт, так и жжёт. Пора положить конец всему, пропадай душа.
МИКОЛА. Нет, Вакула, нет!
СОЛОХА. Не мешайся, прошу, Микола.
ВАКУЛА. Да. (Выходит, не открывая глаз, на середину горницы.)
СОЛОХА. Куда ты? Как будто уже всё пропало?
ВАКУЛА (открывает глаза). Куда я, в самом деле? Как будто уже всё пропало?
СОЛОХА. Попробую ещё средство?
ВАКУЛА. Попробую ещё средство? Пойду к колдуну! К Пузатому Пацюку, тот всех чертей знает и всё сделает, что захочет.
СОЛОХА. Мешок взять, с гостинцами.
ВАКУЛА. Мешок взять с гостинцами. (Берёт мешок с Козякой, бросает за спину.) Пойду, ведь душе всё же придётся пропадать.
МИКОЛА. Не переступи черту, Солоха!
СОЛОХА. Мне её не видать, черта – твоя забота, ангел. Вакула?
ВАКУЛА. Я к твоей милости пришёл, Пацюк. Пропадать приходиться мне, грешному, ничто не помогает на свете. Приходится просить помощи у самого чёрта. Что ж, Пацюк, как быть?
СОЛОХА. Когда нужно чёрта, то и ступай к чёрту.
МИКОЛА. Что слушаю! Что слушаю…
ВАКУЛА. Для того-то я и пришёл к тебе. Кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги. Сделай милость, добрый человек, не откажи! Свинины ли, колбас, муки гречневой, ну, полотна, пшена, или иного прочего, в случае потребности… как обыкновенно между добрыми людьми водится… не поскупимся. Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу?
СОЛОХА. Тому не далеко ходить, у кого чёрт за плечами.
ВАКУЛА. Как? Что? В мешке разве? Откуда ж. (Развязывает мешок.) Нет ничего, пустой мешок.
СОЛОХА (снимает со стены нагайку). Козяка, ну! (Щёлкает в воздухе нагайкой.) Вакула, гля!
Из мешка выходит Козяка.
ВАКУЛА. Чёрт! Мороз по коже, натуральный Козяка!
КОЗЯКА. Стой, не крестись! Вакула, я – товарищ твой, сделаю всё: денег дам, сколь хочешь, и Оксана будет сегодня же наша! Ну, друже, мы дружим или как? Цена – Оксана!
МИКОЛА. Думай, Вакула, думай, чёрт возьми! Прости, Господи!
СОЛОХА. Микола, умолкни! То моя жизнь на кону, не твоё бессмертие!
ВАКУЛА. Изволь, за такую цену готов быть твоим.
МИКОЛА. Эх, Вакула…
КОЗЯКА. Эх, не видит Микола, и Солоха не здесь пролетает. Никто не видит, как человек стал моим. И станут все говорить: чёртов кузнец! Чёртов!
МИКОЛА. Значит, Козяка нас не видит? То есть не он, а ты его за нос водишь? Ай да Солоха… скажи-ка!
КОЗЯКА. Вакула, ты знаешь, без контракта у нас ничего не делают.
ВАКУЛА. Так я готов. Постой, голубчик. (Поднял обе руки.)
КОЗЯКА. Нет, не крести! Не крести!
ВАКУЛА (кладёт на Козяку два крестных знамения сразу). То есть моя подпись на контракте, и оно же печать.
КОЗЯКА. Эх, Вакула…
МИКОЛА. Козяка-то сделался, как ягнёнок!
ВАКУЛА. Постой же, будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных християн.
КОЗЯКА. Помилуй, Вакула! Всё, что нужно, сделаю, отпусти только душу на покаяние, не клади на меня более страшного креста!
ВАКУЛА. Вези меня сей же час, неси, как птица! В Петембург! Прямо к царице.
КОЗЯКА. Не было печали, черти накачали… есссть!
МИКОЛА. Оседлал таки Вакула своего чёрта! Сильно. Ай да Солоха!
СОЛОХА. Как там, в небесах, Вакула?
ВАКУЛА. Сначала страшно показалось, что ничего уже не мог видеть внизу и пролетел, как муха, под самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы шапкою. Всё светло в вышине!
КОЗЯКА. Это, конечно, да: и светло и легко, когда не на тебе едут.
ВАКУЛА. Цыть, нечисть. Воздух, в лёгком серебряном тумане прозрачен, всё видно. Возвернёмся, обязательно напишу такую картину!
КОЗЯКА. Ваша лёгкая светлость, даже можете заметить, как вихрем проносится мимо нас, сидя в горшке, колдун. Поглядите вокруг, ваша верховая наглость, как звёзды, собравшись в кучу, играют в жмурки, а вон там – в стороне – клубится облаком целый рой духов.
ВАКУЛА. Не звезды, чёрт лысый, а зирки! У, москалюга.
КОЗЯКА. Так куда ж едем – к москалям, репетируем правильную речь
ВАКУЛА. А вон, гля: чёрт на месяце пляшет! Ага, шапку снял, меня приветствует! Ему, верно, нравится, что я такого чёрта оседлал, как думаешь?
КОЗЯКА. То племянник мой радуется над моею неволею. Дорадуется… салага. Осторожно!
ВАКУЛА. Что то было?
КОЗЯКА. Что то… то метла с ведьминой гулянки возвращается. А хозяйка осталась гулять до утра. Метла потом вернётся забрать её. Да ты у матери своей поспрошай, она тебе расскажет.
ВАКУЛА. За Солоху ответишь! (Выдаёт пару щелбанов.)
КОЗЯКА. Не бей, не бей, пробачь! Так я и так за всех и за всё отвечаю. Осторожно! Опять ведьма! Гляди-ка, на роже написано такое разочарование, видно здорово подзад подали, бес какой-нибудь разлюбил.
ВАКУЛА. Это ж сколько в вышине всякой дряни, грязи…
КОЗЯКА. Уже снижаемся. Прошу, Петембург!
ВАКУЛА. Стук! Гром! Блеск! Чудо! Дайте оглядеться.
КОЗЯКА. А то я теперь – конь конём!
Входит Колядо.
СОЛОХА. Как ты здесь?
КОЛЯДО. Проходил мимо.
МИКОЛА. Колядо! Враг мой!
КОЛЯДО. Хочу козяшке хлебушка дать. (Кормит с руки Козяку.) Поешь, козяшка, труды твои тяжкие. Люди себе всегда наколядуют, а скотина за себя не споёт, не спляшет.
МИКОЛА. Солоха! То чародейство твоё! Угомонись! Не смей призывать ересь языческую в помощь!
КОЛЯДО. Всему живому охота кушать, многому и нужна-то всего одна еда, и снятся ему не мы, ангел, снится ему еда.
МИКОЛА. Так ты не как Козяка, не зачарован? Ты здесь въяве!?
КОЛЯДО. А ты думал, меня можно зачаровать? Будьмо! (Уходит.)
СОЛОХА. Забудь, Микола.
МИКОЛА. Люди запомнят.
СОЛОХА. Колядо вот-вот уйдёт навсегда.
МИКОЛА. Из Диканьки уйти можно, да Диканька – не весь мир, из него навсегда не уходят.
СОЛОХА. То не моё дело. Вперёд, Козяка!
КОЗЯКА. Погнали наши городских, прынц Диканьский?
ВАКУЛА. Трогай помалу. Уважай, чёрт, не стряхни седока, я теперь пообветрился, легче пёрышка, верно, стал.
* Разделы: Обновления - Драмы - Комедии - Мелодрамы - Пьесы
Похожие произвидения: ДОБРАЯ МЕСТЬ, В ожидании Морозова, ПОДРОСТКИ,
