ПАВЛИК. Я побежал. Меня Катя ждет.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Взгляни, Павлик, на эти портреты. Ведь почти все уже в могилах. Аж страх берет. Со стен на тебя смотрят умершие люди. Как на кладбище. Одна я по сути и осталась. Записную книжку откроешь – там все вычеркнуты. Знаешь, я поначалу чиркала, а потом поняла, что смысла нет.
ПАВЛИК. Целую тебя, бабулечка. На будущей неделе обязательно к тебе заеду. Звони, если что.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Если что? Если что, мальчик, я уже и не позвоню.
10.
Зинаида Александровна снова в фотоателье.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. А можно вам одну черно-белую карточку показать?
ПРОДАВЕЦ. По чебэ мы не работаем. Не наш профиль.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Я вас очень прошу, это так для меня важно. Я уже не в том возрасте, чтобы менять фотоателье, к которому привыкла.
ПРОДАВЕЦ. Но мы далеко не единственные на этом рынке.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА (не принимая его возражения). Видите этого молодого человека? А рядом – я. А это – моя подруга. Можно эту руку как-нибудь затереть? Нет? Постарайтесь, голубчик. У меня из-за этой руки жизнь наперекосяк пошла.
11.
Зинаида Александровна в парке. Рядом на скамеечке сидит случайная прохожая – та же, что и на троллейбусной остановке с Искрой Матвеевной..
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Я как дома отпечатала эту карточку и увидела, что он подругу мою обнимает, решила травиться. Раз он не меня любит, а ее, значит, жизнь моя кончилась. Мы все трое занимались в кружке. У него был чудный тенор. Если бы вы слышали, как он пел! Я влюблена была и в него, и в его голос, знаете, как в опере, трагические героини любят? Как Чио-Чио-Сан, Кармен. Плакала все дни напролет. И настали вступительные экзамены. Я хотела в консерваторию поступать. И вы представляете, у меня от переживаний пропал голос. Я все равно пошла. Отстояла очередь, захожу. И так: кхе, кхе… И слезы текут. Потому что пение люблю больше всего на свете. Не считая, конечно, моего тенора. Они говорят: если у вас такие слабые связки, в опере вам делать нечего. Прощайте. Я говорю: голос вернется! А они: а если на сцене исчезнет?
ПРОХОЖАЯ. А если б и правда исчез? Это ж такое дело – сцена.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА (маша рукой на это глупое замечание). Помню, лежу у себя в комнате, плачу, не ем двое суток. Твердо решила умереть с голоду. Потому что смысла так жить нет. И тут приходит один знакомый. Он, знаете, давно рядом был. Инженер. Милый, но прозаический человек. Я, говорит, по распределению в Москве остаюсь. И квартиру дают. Выходи за меня замуж. А мне что? Я дура, мне 18 лет, умирать собралась, жизнь не сложилась, все мечты рухнули. Мне все равно, говорю. Ну, и вышла.
А через год, когда уже голос вернулся, у меня грудной ребенок был. Совсем уже не до консерватории. Да, и готовиться некогда. Помню, иду я мимо этого сквера с коляской, мы жили там неподалеку, смотрю на Чайковского и чувствую – перегорела. А теперь понимаю, что дура была. Надо было идти до конца.
ПРОХОЖАЯ. И что?
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. И стала я корректором в издательстве.
12.
Зинаида Алексаднровна снова в фотоателье.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Вот эту фотокарточку с мужем, видите? Вы могли бы ему нос немного поменьше сделать? И уши, чтоб не такие оттопыренные? Понимаете, я очень старалась его полюбить. Он прекрасный был человек. Не пьющий. Меня во всем слушался. И у нас дочка, Лидочка. А когда он травму на работе получил, я при нем в сорок пять лет вдовой при живом муже осталась. Десять лет, не вставая, пролежал. Помню, вымою его, сяду рядом, а он смотрит, смотрит и вдруг как скажет: «Зачем ты за меня замуж вышла, ЗИНАИДА? Видишь, какой я. Ты ведь до меня кого-то любила». А я обняла его, плачу, по нему текут мои слезы, и я вспоминаю, как мы с тем мальчишечкой пели этот популярный дуэт «На крылечке твоем».
13.
Павлик в гостях у бабушки, она поит его чаем. Павлик разглядывает фотографию, где Зинаида Александровна запечатлена с Владимиром Андреевичем.
ПАВЛИК. Бабуль, а с кем это ты тут?
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Видишь, это два старичка. Один из них – я – получилась ужасно. А другой – это Володя, моя первая любовь. Мы случайно встретились на бульваре. Лет пять, наверное, назад. Сначала не узнали друг друга. А я вдруг как замечу, что у этого дедушки вихор какой-то знакомый. (Появляется Владимир Андреевич. Идет мимо. Зинаида Александровна в него вглядывается). Володя!
Он застывает. Смотрит на нее.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Зина. Не может быть!
Бульвар. На скамеечке сидит Владимир Андреевич, рядом с ним – Зинаида Александровна.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. А ты представляешь, Володя, смешно сейчас вспоминать, но ты помнишь ту фотографию?
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Где мы с тобой и Искрой? Помню, конечно. У нас с тобой других-то и не было. Я ее долго хранил, а потом потерялась где-то.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. А моя цела. Я смотрю на нее время от времени. Ты можешь себе представить, что я из-за этой несчастной фотографии в консерваторию не поступила, голос потеряла и за нелюбимого человека замуж вышла? И все из-за нее, проклятой. Вот смеху-то.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ (молчание). Трудно мне это говорить, Зина. Я, как бы это выразить поточнее, любил тебя всю жизнь. Может, потому что не думал тебя никогда встретить. И на север тогда уехал потому, что ты за этого инженера вышла.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Я вышла?! А зачем ты Искру на фотокарточке обнимал!
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Я не обнимал, а придерживал. Иначе она в кадре не помещалась.
Почему ты тогда не спросила? Я бы сразу все объяснил!
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. А почему ты ни разу не сказал, что любишь?
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Боялся. Каждый раз, как собирался, у меня потели ладони. Боялся, что ты заметишь.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА (грустно). Вот смеху-то.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Да уж. Я никому, если хочешь знать, этих слов и не говорил. Только тебе, сейчас, на старости лет, впервые в жизни. Ни к чему это, я считаю. (Тон меняется на резкий, едва ли не начальственный). Ты не думай там себе ничего.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. А я и не думаю… А пойдем, Володь, сфотографируемся на память? Только на этот раз вдвоем, если ты не против. У меня тут есть отличное фотоателье.
14.
Дома у Искры Матвеевны. Катя Показывает Павлику дом.
КАТЯ. Вот здесь мы и живем. Вот моя комната, там – бабушкина. Родители отдельно. Они еще хуже бабушки. Уж лучше с ней.
Входят в комнату бабушки. Павлик смотрит на портрет. Вспоминает фотографию.
ПАВЛИК. Это кто? Где-то я его уже видел. На днях при чем.
КАТЯ. Не может быть. Это мой дедушка. Вова. Меня никто еще не любил так, как он. Пять лет назад умер. Представляешь, вернулся однажды с прогулки, рассказал, что по бульварам гулял и что-то там такое видел. Никто не понял, что, а спросить не удалось. Потому что он пошел к себе в комнату, вот прямо тут упал на пол и умер. Скоропостижно.
ДРАМКРУЖОК
1.
Драмкружок в подвале в самом центре Москвы пятьдесят лет спустя. Теперь там располагается антикварный магазин. Это магазин не для новичков, здесь продаются настоящие раритеты. Входит Анастасия Петровна, в своем скромном старом пальто. Холеный продавец-консультант в бабочке едва удостаивает ее взгляда.
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА. Простите, это точно дом номер семь?
ПРОДАВЕЦ-КОНСУЛЬТАНТ. Да, а что вам угодно?
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА. Мне угодно купить вон ту люстру.
ПРОДАВЕЦ-КОНСУЛЬТАНТ. Вон ту в стиле Людовика XIV? Или арт-нуво?
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА. Это была шутка. Давно здесь этот магазин?
ПРОДАВЕЦ-КОНСУЛЬТАНТ. Простите, я занят. Если вы не будете ничего покупать, а я в этом абсолютно уверен, попрошу вас уйти.
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА. Я бы купила, но меня не устраивает ассортимент. Вы не поверите, молодой человек, но когда-то здесь был…
ПРОДАВЕЦ-КОНСУЛЬТАНТ. Нисколько не сомневаюсь. Вы же не хотите, чтоб я позвал охрану?
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА. Только один вопрос: на вашей памяти хоть один из моих друзей приходил сюда? В пятницу?
ПРОДАВЕЦ-КОНСУЛЬТАНТ. Нет, не приходил.
Анастасия Петровна, грустная, направляется к выходу.
ПРОДАВЕЦ-КОНСУЛЬТАНТ (вдруг, ей вдогонку). Я не знаю. Мы только открылись. Раньше здесь была стоматология.
2.
Анастасия Петровна в троллейбусе, она едет домой. Она устроилась на своем любимом месте – на колесе, у окна, и с любопытством разглядывает Моховую, которая сильно изменилась с тех пор, как Анастасия Петровна перестала здесь бывать. Троллейбус едет дальше. К антикварному магазину подходит Диана Павловна.
3.
Троллейбус с Анастасией Петровной останавливается на светофоре. Водители гудят, боясь пропустить появление зеленого. Неспешной походкой дорогу переходит Иван Степанович. На нем пиджак, на пиджаке орден. В прозрачном пакете он несет рогалики, которыми опять собирается кормить своего сына.
4.
Можно подумать, что это какой-то особенный экскурсионный троллейбус, который едет так, чтобы показать Анастасии Петровне, как изменилась Москва. Анастасия Петровна смотрит на дома и улицы, где прошла ее юность, и не узнает их. Теперь здесь проходит чья-то чужая юность, полная люминесцентного света, наружной рекламы и соблазнительных витрин. На остановке рядом с домом из цековского кирпича в троллейбус заходит Искра Матвеевна и садится на самое переднее сидение. Троллейбус выехал из центра и едет к МКАДУ, туда, где живет Анастасия Петровна. Вот он поравнялся с тусклой кладбищенской стеной. Троллейбус покатил дальше, оставив на дороге Искру Матвеевну, вооруженную большой сумкой с веником, лопаткой и канистрой для воды. Она остановилась рядом с продавцом, торгующим пластмассовыми цветами, чтобы купить несколько гвоздик. В это время из ворот кладбища вышла Зинаида Александровна легкой корзинкой в руке и направилась в противоположную сторону. Троллейбус растворился в серой московской пыли.
ЭПИЛОГ
Продолжение репетиции в драмкружке.
ВОВА. Может, продолжим? Мы не допели.
АСЯ. Еще допоете.
ВОВА. Когда? Мне убегать надо. К экзаменам готовиться.
ЗИНА. Подожди. Давайте сфотографируемся на память? У меня фотоаппарат с собой.
Зина достает большой фотоаппарат в футляре. Настраивает его, примеривается.
