СЫН. Заведи лучше себе и отвлекись.
ОТЕЦ. Уже была, спасибо. Больше не хочется. Меня волнует твой статус.
СЫН. Дай мне поработать, прошу тебя.
ОТЕЦ. Неженат – значит неудачник. Даже на ток-шоу вчера по телевизору сказали, уж на что я им не доверяю.
СЫН. Может, у меня невеста есть, откуда ты знаешь?
ОТЕЦ. Нет у тебя невесты, и никогда не было. Ты даже предложение ни разу не делал.
СЫН. Я мог жениться тысячу раз! Две тысячи! Если бы только захотел. Если б только предложил. Если б только Соня не изменила мне, я б уже давно был женат!
ОТЕЦ. Соня – это которая? Однокурсница? С широким задом что ли?
СЫН. Это из-за тебя, из-за тебя она ушла!
ОТЕЦ. Помню-помню. С типично жидовской фигурой. Представляю, кого бы она нам родила.
СЫН. Все!!! С меня довольно! Я тебя уже просил, кажется, выйти.
Отец. Я тут тебе одну с первого этажа присмотрел. Внучка Марии Федоровны, которая в райкоме со мной работала. Бабушка, не внучка работала.
СЫН. В коротких юбках вся такая?
ОТЕЦ. Кто, бабушка?
СЫН. Да внучка!
ОТЕЦ. Ну, конечно. Она самая. Студентка. Я ей твою фотокарточку показал – правда, 10-летней давности, с тех пор ведь ты уже хорошо не получался.
СЫН. Не хочу я никого! Не хочу! Прогорел, все. Мне уже этого не надо. У меня сейчас другие интересы, понимаешь? Не смей больше мне никого подсовывать. Осточертело.
Отец, хлопнув дверью, выходит. Начинает греметь посудой – очень демонстративно.
7.
СЫН (пытается начать работать, но злость на отца сильно мешает). Что там? Соль – си-бемоль…
Стоп, я уже начал новый такт. С какой руки? С левой, кажется. Ага. Ага. Тут было…
Ваши близкие поддерживали вас при первых шагах? – Что вы. Как вы могли такое подумать. Мои близкие при первых шагах мне всячески мешали. Не дали поступить мне в консерваторию, заставили овладевать идиотской специальностью. Этот бухучет… Эти жуткие цифры. Я, как и все музыканты, совсем не умею считать. – Расскажите, как вы встретили свою любовь? – Это было, когда я принес в театр свою оперу. Режиссер взял ноты и позвал одну из певиц. И когда она запела, понимаете, я впервые услышал, как мою арию поют вслух, я увидел, какая она красавица. – Почему опера? Такой редкий жанр. Написали бы лучше мюзикл. Денег заработали. – Деньги… Вот этот стереотип, что мужчина – тот, который зарабатывает много, – это же невозможно. Спросили бы жену Моцарта, она так считала? Да, она бы ответила, считала, и поэтому, как мы знаем, он умер. А я хочу жить.
8.
Входит отец с тарелкой.
ОТЕЦ. Я принес тебе поесть. Думал, ты проголодался. (Сын смотрит на него с еле скрываемой ненавистью). Сварил тебе сосиски вместо котлет, раз ты ими брезгуешь.
СЫН. Ну что ты, не стоило.
ОТЕЦ. Мне не трудно. Я только понять не могу, чем ты занимаешься. Какой такой работой.
СЫН. Просто – работой.
ОТЕЦ. У тебя же совсем другая работа. Не домашняя.
СЫН. Откуда ты знаешь, какая у меня работа?
ОТЕЦ. Я имею представление обо всех профессиях. У меня большой кругозор. Я получил широкое образование в партшколе. У меня профессия – все знать за всех. Я – первый секретарь райкома партии.
СЫН. Бывший первый секретарь.
ОТЕЦ. Бывших первых секретарей не бывает! Если б только эти суки не развалили союз…
СЫН (перебивает). Опять-двадцать пять… Опять старую волынку затянул. О! Рефрен! Конечно же, здесь должен быть рефрен! А потом начинаются вариации темы. (Начинает судорожно записывать).
ОТЕЦ. Какие еще вариации? Я как был первым секретарем, так первым секретарем и помру. И на могиле ты у меня так и напишешь. Запомнил? Здесь лежит верный коммунист, член партии. И чтобы статуя была – пионера с кларнетом или как он там называется… Запутал меня совсем. С гонгом!
СЫН. С горном?
ОТЕЦ. Так я и сказал. И денег скопил, и с мемориальными услугами уже договорился. На днях должны привезти.
СЫН. Кого привести?
ОТЕЦ. Статую.
СЫН. Куда? На могилу?
ОТЕЦ. Зачем же? Сюда, к нам. Пускай в зале пока постоит, у меня в спальне места мало.
СЫН. В гостиную? А как мы гостям объясним, кто это?
ОТЕЦ. А на ней что, написано, что она мемориальная? Гравировку потом уже делать будешь – сам. Дурак ты у меня. Форменный дурак. И вообще, сейчас модно в залах статуи ставить – вон в сериалах у них у всех что там только не стоит. И чучела животных. И пальмы. А потом, все равно у нас гостей не бывает.
СЫН. Папа, это ты что, все наши сбережения на эту статую пустил?
ОТЕЦ. Почему все? И почему вдруг наши? Мои. Не бойся, там еще на похороны осталось. Я все заранее оформил. Даже землю прикупил. Чего тебе, мальчик, этим заниматься. Ты в горе будешь. Тебе будет не до того. Жены нет. Друзей почти уже тоже. Вот я и позаботился. Там как раз рождественские скидки были. Всего 10 тысяч долларов три квадратных метра.
СЫН. Десять! Боже, зачем тебе так много!
ОТЕЦ. Во-первых, приличное место. Во-вторых, солидный гроб. Из красного дерева. Я сжигать себя не позволю. А ты меня в эту, урну хотел засунуть? На полочку? Да?
СЫН. Как тебе не стыдно!
ОТЕЦ. Мне?
СЫН. Ну, не мне же! Что же теперь делать? Такие деньги! Да на них целую оперу поставить можно!
ОТЕЦ. Сэкономить на мертвом отце хотел?
СЫН. Да я вообще считать не умею, какой экономить.
Отец. Как это считать не умеешь, ты ж экономист?
СЫН. Такой, значит, экономист.
ОТЕЦ. Я тебя в престижный вуз пристраивал, а он считать не научился!
СЫН. Не то, что не научился – никогда не умел! Так – два плюс два! И то без гарантии результата!
ОТЕЦ. А красный диплом?
СЫН. Да мне по блату пятерки ставили! Из-за тебя!
Отец выходит. Тут же возвращается.
СЫН. Что еще?
ОТЕЦ. Что ты там пишешь?
СЫН. Не твое дело.
ОТЕЦ. Что ты пишешь?
СЫН. Отстань!
ОТЕЦ. Говори!
СЫН. Оперу! Я пишу оперу!
ОТЕЦ. Что? Ты замешан в уголовном деле? Я так и знал. Так и знал, что все идет к этому!
9.
Выходит.
СЫН (на взводе). Так. Рефрен. Должен быть рефрен. Тогда па-па-па, а тут снова соль и си-бемоль. Ага. Ага-ага-ага. А тут – престо.
Твою мать!
Не то. Все не то. Нельзя работать в таких условиях. Нужна звукоизоляция. (Стучит кулаком по стене). И замок. Навесной. Крепкий. Который нельзя снаружи ничем взломать.
Так почему все же опера? – Понимаете, это такой редкий, такой элитарный жанр, в котором давно уже никто не работает. И вот я решил возродить его. – И вам это удалось. – Спасибо. – Правда удалось. – Вы меня смущаете, я не привык к комплиментам. – Прекратите. Может, вы еще не поняли, но после Прокофьева у нас не было композиторов, способных создать истинные драматические произведения. – А еще говорили, что у нас кризис искусства. – Просто вас не было. Андрей Иванович, расскажите о ваших дальнейших планах. – Хочу написать балет. – Да что вы. И о чем же? – Классический сюжет. Герою не дают жить.
10.
Входит отец. Сын продолжает писать. Отвечает, не поднимая головы.
ОТЕЦ. Пошутил и ладно. Давай чай пить. Я с утра в булочную захожу, а там бублики. Резиновые –не такие, конечно, как раньше, но все равно приятно.
СЫН. Я еще чуть-чуть капельку совсем поработаю и выйду, ага? А ты иди, чайник ставь, я приду.
ОТЕЦ. Я уже согрел. Уже налил даже. Остывает. Пойдем, а?
СЫН. Я закончу такт, и пойдем.
ОТЕЦ. Вставай, сын, поднимайся. Это была неудачная шутка насчет опера. Избитая.
СЫН. Ага.
ОТЕЦ. Давай, чай стынет.
СЫН. Секунду.
ОТЕЦ. Пошли.
СЫН. Подожди.
ОТЕЦ (грозно). Я сказал, встал и на выход.
СЫН. А я сказал, подожди одну минуту ровно!
ОТЕЦ. Что у тебя там, покажи!
СЫН. Не твое дело!
ОТЕЦ. Я должен знать, чем мой сын занимается!
СЫН. Это личное!
ОТЕЦ. Покажи!
СЫН. Отвяжись!
ОТЕЦ. Я видел! Это нотная тетрадь!
СЫН. Тебе показалось! Это я финансовый отчет пишу.
ОТЕЦ. Не надо. Я прекрасно знаю, чем ты занимаешься.
СЫН. Врешь.
ОТЕЦ. Все я знаю.
СЫН. У меня письменный стол на замок закрывается.
ОТЕЦ. Ты никакой не бухгалтер. Бухгалтера другие деньги получают.
СЫН. Кто тебе сказал?
ОТЕЦ. Я ж говорю, дурак. Подъехал, из окошка посмотрел, как ты за прилавком стоишь. Вот и вся твоя конспирация.
СЫН. Зато остается свободное время для души.
ОТЕЦ. Никакой души нет! Я же тебе с детства труды Маркса вслух читал! Ну, скажи, откуда взяться душе в нашем мире Маркса и Энгельса?
СЫН. Папа! Нет больше мира Маркса и Энгельса! Кончился.
ОТЕЦ. Мир кончится не может. Зубы заговариваешь? Знаю я ваши приемчики… Не дурак. Это что, нотная тетрадь?
СЫН. Нет.
ОТЕЦ. Опять за старое?
СЫН. Нет.
ОТЕЦ. Я же тебе запретил!
СЫН. Уйди, я пишу оперу, а ты мне мешаешь.
ОТЕЦ. Что ты пишешь? Оперу? А балет ты не хочешь написать? Ты умом тронулся?
СЫН. Уйди.
ОТЕЦ. Ты не мужик.
СЫН. Я композитор!
ОТЕЦ. Тебе семью кормить надо! Т.е. сначала завести семью, а потом ее кормить. Хотя ты ее уже не заведешь, конечно. Вон, у твоих дружков и машины, и квартиры. И жен уже вторая смена подоспела, помоложе и покрасивше, и любовницы у них, и внебрачные дети, а ты?
СЫН. Я размениваю квартиру.
ОТЕЦ. У меня связи в силовых структурах, тебе не дадут.
СЫН. А не то продам половину – чеченцу или таджику, и к тебе вселятся.
ОТЕЦ. Ух, я бы тебе задницу сейчас надрал. Тебя пороть надо было как сидорову козу, вот как меня отец в детстве драл!
СЫН. Иди попей чаю, может, полегчает.
ОТЕЦ. Я ведь мог жениться! Когда сбежала твоя так называемая мать…
СЫН. Не смей так о ней говорить! И вообще, иди и женись. Если так не можется. Любая одинокая старушка в нашем подъезде – твоя.
ОТЕЦ. Старушки? Да они же… они же пенсионерки!
СЫН. А ты кто?
ОТЕЦ. А я еще хоть куда. И все у меня еще хоть куда.
СЫН. Ну, и отлично. Вот и пойди, направь свое хоть куда в нужное русло. (Спохватившись). Энергию, я имею в виду.
ОТЕЦ. Оперу он пишет. Ишь ты. И какая же она по счету?
СЫН. Вот допишу, будет одна.
ОТЕЦ. Ах, так она не окончена? Все ясно.
СЫН. Что ясно?
ОТЕЦ. Ты ее никогда не кончишь. Знаю я тебя.
СЫН. Опера – это долго. Я несколько лет над ней работаю. Я ее еще в юности задумал.
ОТЕЦ. Кто сейчас пишет оперы? Ладно бы еще мюзикл – туды-сюды. Денег бы хоть дали. Звезды эстрады спели бы. Кому она нужна, твоя опера?
СЫН. Искусству нужна! Музыке нужна! Вечности – вот, кому! Моцарт для кого писал?
