ОТЕЦ. По заказу короля он писал! В стол одни идиоты пишут!
СЫН. Значит, я идиот.
ОТЕЦ. Ты идиот.
СЫН. Твой сын идиот.
ОТЕЦ. Мой сын был прекрасный мальчик, в него вселилось чудовище.
СЫН. В нем божья искра проснулась!
ОТЕЦ. У неудачников не бывает таланта.
СЫН. Ты-то откуда знаешь?
ОТЕЦ. Я все знаю. Я первый секретарь.
СЫН. Почему ты меня забрал из музыкалки?
ОТЕЦ. Ты был бездарь.
СЫН. Меня хвалили.
ОТЕЦ. Из уважения ко мне.
СЫН. Ты врешь.
ОТЕЦ. Я подходил к учителям и просил не ругать моего сына, потому что он болезненно воспринимает критику.
СЫН. Мне говорили, что я лучший. Когда ты забрал меня, звонила учительница и уговаривала меня не бросать. Она сказала, что такие ученики, как я, бывают раз в жизни.
ОТЕЦ. Пустая трата времени.
СЫН. Как ты мог решить за меня? Ты понимаешь, что сломал мне жизнь?
11.
Отец выходит, хлопнув дверью. На потолке трескается штукатурка.
СЫН. Как вы справляетесь с вспышками ярости! – Я с ними никак не справляюсь! – Т.е. вы готовы применяете насилие? – Однажды пришлось. Знаете, я ведь убил своего отца. Темная история, меня оправдали, хороший адвокат попался. – Ничего себе! И вы об этом так говорите! – Ну, а что. Дело житейское. Вы знаете, он ведь едва не погубил мою жизнь. Не давал учиться музыке. Меня мама в музыкальную школу отдала, а потом сбежала. От отца, не от меня. В другой город. Я ее больше не видел. Из музыкалки он меня сразу забрал. Из ненависти к матери. И пианино выбросил. И когда я вырос и начал музыку писать, я ведь долго скрывал от него, до последнего молчал, а как он узнал, то пришлось его убить. Он бы не дал дописать оперу до конца. Такая жертва ради искусства. – Вы великий композитор.
12.
Возвращается отец. У него в руках – старые бумаги.
ОТЕЦ. Гляди сюда. Гляди сюда, идиот!
СЫН. Что это?
ОТЕЦ. Это – коммунистическая сюита. Любуйся! Вот пионерская зорька. Марш. Это все мое! Это я писал! У меня первое образование – музыкальное. Я, знаешь, какой пионерский спектакль-концерт начинал… На всех утрениках бы играли, но – не успел. Пришлось выбирать между этим и партийной работой. Принес искусство в жертву высокой идее.
СЫН. Предал себя?
ОТЕЦ. Не предал, а сделал правильный выбор. Я же не был гением. Так, всего лишь способным сочинителем. Как и ты. Мне предложили стать освобожденным секретарем комсомола музучилища. Это гораздо почетнее, чем писать самому.
Берет нотную тетрадь. Читает. Сын мучительно смотрит в пол.
ОТЕЦ. Кто-нибудь знает, что ты этим промышляешь?
СЫН. Никто.
ОТЕЦ. Ни одного свидетеля?
СЫН. Ни единого.
ОТЕЦ. Ну, что я могу сказать. Это не гениально. Так, не туда, не сюда. Очередное подражание классикам. Ни одной своей мысли. Ни один артист петь не возьмется. К тому же, ты ведь не допишешь, я тебя знаю. Отдай мне. Не позорь фамилию первого секретаря.
Отец аккуратно складывает свои бумаги, за них кладет тетрадь и уносит к себе.
ОТЕЦ. Пойдем чай пить, сын. С бубликами.
Сын стоит, словно каменный. Стук в дверь.
ГОЛОСА. Статуя пришла. Открывайте! Статую заказывали? Статую ждали? Эй, хозяева дома! Вы пионера надгробного приобрели? Получайте!
ГИПС
1.
Старая-престарая квартира в еще дореволюционном доме «под снос», где все сохранилось так, как было давным-давно. Высоченные потолки. Окна уходят вверх, туда, где пыль покрывает их уже давно не смываемым слоем. Сквозь него слабо брезжит дневной свет. По коридору, доверху наполненному стеллажами с книгами, идет интеллигентнейшего вида пожилая дама – Диана Павловна, с табуретом в руках и военным биноклем на груди. Перед входной дверью Диана Павловна торжественным жестом ставит табурет на пол, не без труда водружается на него, берет в руки бинокль, тщательно настраивает линзы, смотрит через него куда-то под потолок.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Сто пять? Откуда так много? Я ведь так экономлю.
2.
Диана Павловна и Федя в одной из комнат. Федя скромно сидит на кончике стула. У него длинные волосы и голодный взгляд. Он явно привык не обедать. Диана Павловна стоит, по-хозяйски опершись на сервант. Федя очень хочет понравиться, но не знает, как это сделать.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Белье есть, подушка, одеяло. Матрас хороший, правда, мой ровесник, даже чуть старше – на нем еще меня изготовляли. Вы ведь не любитель понежиться в постели? (И – не дожидаясь ответа). Здесь можете разместить свои вещи. (Начинает передвигаться по комнате, распахивая дверцы шкафов и серванта. Полки оказываются забиты каким-то тряпьем). У вас их, надеюсь, немного? Если очень нужно, я, конечно, освобожу полки. Не знаю, правда, как. Вы мне только скажите. И я вас попрошу – никаких женщин по вечерам. Я рано ложусь спать. А сон у меня очень чуткий. Просыпаюсь от малейшего шума. Впрочем, я часто в разъездах. И в целом ничего против не имею.
3.
Продолжение. Диана Павловна с папироской в зубах, демонстрирует возможности своей кухни. Здесь тесно, запущено и не очень уютно. Федя пытается поддержать беседу.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Вот, Федя, моя посуда. Берите, что хотите. Битая, правда. Зато китайский фарфор. Мусоропровод прямо в кухне – очень удобно. Но лучше не пользоваться – его плохо чистят. Особенно в выходные. Курите?
ФЕДЯ (обрадовавшись, что нашлись общие интересы). Курю. И много.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Прошу вас, только не у меня в квартире. У нас деревянные перекрытия, я очень боюсь пожара. За себя-то я отвечаю. А за вас – пока нет. Вы вообще на кого учитесь?
ФЕДЯ. На философа.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Господи, боже мой! Вот это совершенно зря. Ну, какой из вас философ? Посмотрите на себя. Сейчас нужно деньги зарабатывать. Кстати, платить за комнату – первого числа каждого месяца. В евро. Я очень трудно живу, я пенсионер, как вы могли заметить. Евро мне нужны для путешествий. Ну что, по рукам?
ФЕДЯ. По рукам.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Я уберу у вас комнате, и можете переезжать.
Рукопожатие.
4.
Диана Павловна в дверях Фединой комнаты. С неизменной папироской в зубах, стоит, опершись на косяк. В руке – карманная пепельница. Федя моет пол.
ДИАНА ПАВЛОВНА. И вон в том углу, пожалуйста. Вон-вон-вон. Да нет же. В левом! А вы, Феденька, халтурщик. Смотрите, сколько пыли под кроватью осталось. Ну что, на мою комнату силы будут? Может, не надо? Вы ведь устали. А я не хочу эксплуатировать детский труд.
Федя, с ангельской кротостью на лице, взяв в одну руку ведро, в другую – швабру, идет мыть ее комнату.
5.
Диана Павловна в библиотеке – за кафедрой. К ней выстроилась вереница просителей. Спуску она не дает никому.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Я же вам сказала – через 30 минут. Ваши книжки в розыске. Следующий. Что здесь? Это ваши требования? Ну и ну. Следующий. Вы номер читального зала видели? Выйдите и посмотрите на дверь. Все. Я ушла на покой. (Ставит на кафедру табличку с надписью ПЕРЕРЫВ. Медленно, под ненавистные взгляды читателей уходит).
6.
Ночь. Федя в неудобной позе на неудобной кровати. Звучит громкая фортепианная музыка. Федя с нерпиязнью косится на стенку между его комнатой и комнатой Дианы Павловны.
7.
Раннее утро. Федя просыпается от той же фортепианной музыки. Пытается спастись от нее, спрятавшись с головой под одеялом..
8.
Рядом с подъездом. Федя стоит с другом, курят. Друг не может скрыть зависти.
ДРУГ. Чувак, ты крут. Здесь же до Кремля рукой подать.
ФЕДЯ. Сам не верю.
ДРУГ. Противная?
ФЕДЯ. В молодости красавица была.
ДРУГ. Что, фотки показывала?
ФЕДЯ. Да нет. Судя по манере поведения.
ДРУГ. Ну, не знаю. А почему так мало берет?
ФЕДЯ. Хрен ее знает. Может, одна потому что.
ДРУГ. Совсем?
Тут неожиданно появляется Диана Павловна. Она с авоськой идет домой. Федя, как пойманный школьник, воровато тушит сигарету.
9.
Кухня. Вечер. Ужин. Диана Павловна пьет чай с бутербродами. Бутерброды лежат перед ней на красивой, но с трещинами тарелке с синими птицами. Одни хлебцы покрыты копченой колбасой, другие – домашним сыром. Федя ест лапшу Доширак из пластмассового стаканчика. Диана Павловна молча наблюдает за Федей. В ней явно борется одно чувство с другим. Федя старается не смотреть на ее бутерброды. Диана Павловна молча пододвигает тарелку к Феде.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Угощайтесь.
ФЕДЯ (мотая головой). Спасибо.
ДИАНА ПАВЛОВНА (настаивая на своей доброте). Угощайтесь, я вам говорю!
ФЕДЯ. Да вот же еда.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Тоже мне, еда. Один запах, и никакой энергетической ценности. Ну, и какой же философской проблемой вы занимаетесь?
ФЕДЯ. «Смерть как тайна человеческого бытия».
ДИАНА ПАВЛОВНА (внимательно глядя на Федю). Я тоже, знаете, в молодости мечтала стать пианисткой. А всю жизнь проработала в библиотеке.
10.
Ночь. Снова энергичная игра на фортепиано. Федя представляет себе, как Диана Павловна, в ночной рубашке, с распущенными волосами, у себя в спальне, играет на рояле. Бьет кулаком трухлявую подушку и в изнеможении ложится обратно.
11.
Коридор. Федя стоит на табурете и смотрит в бинокль под потолок.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Сколько там?
ФЕДЯ. Двести пятьдесят.
Диана Павловна записывает цифры в блокнотик. Бережно принимает у Феди из рук бинокль.
ДИАНА ПАВЛОВНА. Вот черти. Десять лет прошу перевесить мне счетчик, они обещают и не приходят. Хорошо, отец на флоте служил – бинокль хоть есть. А то как бы я снимала показания? Вообще-то он писатель был. Его фамилия Кузнецов. Павел Кузнецов – вы слышали, конечно же. В нашей квартире половина школьного учебника литературы ХХ века перебывала. А я всю жизнь работаю в библиотеке. Каждый день вижу папиных друзей на полках наших хранилищ.
12.
Ночь. Федя у себя в комнате, сидит за стареньким компьютером, работает. Раздаются фортепианные трели. Федя перепечатывает из книги, бубня себе под нос. Автор книги – Жан-Поль Сартр.
ФЕДЯ. «Будучи погружённым в повседневное бытие, человек не способен предвосхитить или тем более встретить свою смерть. Смерть оказывается тем, что всегда происходит с Другими. Будучи смертью Другого, смерть уже всегда в прошлом, впереди её нет».
13.
Коридор. Диана Павловна в верхней одежде, рядом с ней чемодан на колесиках. Она надевает шляпу и отдает последние распоряжения.
