Официант. Это вы хорошо-с придумали. Про это наши господа очень даже любят. Непременно-с передам… (Уходит, насвистывая «В парке Чаир…».).
Особа. Я не буду в этом участвовать.
Режиссер. Ах, да! Вы же у нас идеалистка. В таком случае забудь о театре. Это дорогое удовольствие, без спонсоров не обойтись…
Пауза.
Режиссер. Ты ведь хочешь на большую сцену?
Пауза.
Режиссер. Я тебя спрашиваю – хочешь?
Особа. Хочу.
Режиссер. Ну так вот… Тебе дается шанс… Может быть, единственный в твоей жизни…
Пауза.
Особа. Хорошо. Я согласна.
Режиссер. Тогда начнем?
Особа. Начнем.
Особа и Режиссер ставят стулья, раскладывают на них белые листы бумаги.
Режиссер. Здесь мы посадим господина Министра театральных дел… Здесь господина Депутата… Господина Главного Критика… Господина Сексопатолога… Госпожу Тишкину…
Особа. Вы уверены, что они придут?
Режиссер. Я бы на их месте пришел. Во-первых, новый театр… Так сказать, инновация, о которой они трещат со всех сторон… Во-вторых – премьера… В-третьих, рождение сестры Шекспира… Кстати, у Шекспира была сестра?
Особа. Не знаю… Говорят, он сам был женщиной, просто писал от имени мужчины…
Режиссер. Да, дело темное, лучше не углубляться… (Берет два стула, ставит их в центре кафе. Напевает: «В парке Чаир распускаются розы…»).
В зале слышится скрип стульев, покашливание, приглушенный шепот.
Режиссер (озирая зал; Особе.) Публика уже в сборе, но никого из приглашенных пока нет. Может, подождем?
Особа. Еще чего! Начинайте!
Режиссер (залу). Добрый вечер, господа! Мы рады приветствовать вас в нашем новом театре – театре Драматурга. Просьба на время спектакля отключить ваши мобильники. Сегодня вы станете свидетелями уникального события – рождения сестры Шекспира и первого представления ее суперсовременной пьесы «Про Это». В роли Режиссера – ваш покорный слуга, в роли Актрисы – сестра Шекспира… Вы не удивляйтесь, что у Актрисы рука будет в гипсе. Этого в пьесе, разумеется, нет. Но жизнь есть жизнь, в жизни случается всякое. И вот так случилось, что незадолго до премьеры сестра Шекспира сломала руку. Но мы решили не отменять из-за этого спектакль: ведь в искусстве главное не рука или какая-нибудь другая часть тела, а Душа. И мы постараемся вам это доказать…
Внезапно раздается монотонный звук тяжелых кованых башмаков. Трое в черном с грохотом ставят стулья. Стульев теперь так много, что они наступают на «пятачок», где играется спектакль.
Режиссер (Особе). Они пришли.
Особа. Но почему их так много? И почему они сели так близко?
Режиссер. Возьми себя в руки…
Особа. У меня плохие предчувствия… Мне кажется, они хотят сорвать наш спектакль…
Режиссер. Все будет хорошо… Вот увидишь… Просто старайся на них не смотреть.
Особа. Здесь очень душно…
Режиссер. Да, очень. И все-таки надо сыграть… Это же премьера…
Особа. Я постараюсь.
Надевают маски.
АВТОР (залу): «Про это». Сцена пятая.
«Про это». Сцена пятая.
Звучит мелодия «У любви как у пташки крылья…» Поэт и Актриса разыгрывают любовную сцену-пантомиму, где партнера заменяет стул.
Поэт (стулу). Дорогая моя, любимая, ненаглядная ты моя! Мы никогда, ни на один день не расставались с тобой… И вот теперь, когда пришел час нашей славы, безжалостная толпа разлучает нас…
Актриса (опускается на колени, обнимает стул). Нет, мой нежный, мой преданный друг, только смерть нас разлучит…
Поэт. Ты помнишь? Берег реки, ночной сад, капельки росы на райских яблочках…
Актриса. Трава по пояс… Поют птицы… Ты несешь меня на руках…
Поэт. Я чувствую себя сильным… Очень сильным… Я все могу… Я лечу… Лечу!
В зале – шум, смех, реплики.
Актриса. Не улетай… Возьми меня с собой…
Поэт. Не сегодня. В другой раз…
Актриса. Лицо мое мокро от слез… Все исчезло… Кругом тьма… Я спотыкаюсь, падаю… Моя рука повисла как плеть… Ужасная боль… Невыносимая боль…
В зале нарастает шум, возмущенные реплики. Актриса и Поэт снимают маски.
Картина седьмая
Особа. Они… не понимают… Они ничего не понимают…
Режиссер. Я же говорил тебе… Канкан с красивыми девочками… (В зал.) Господа! Наберитесь терпения! Еще одна сцена – и вы все поймете…
Особа. …вы станете свидетелями, как две еще вчера враждующие души сегодня сольются в едином порыве дать художественный образ…
В зале усиливается шум, так что голосов актеров почти не слышно.
Режиссер. Мы же для вас… Мы всю жизнь для вас… Наши сердца, наши нервы, наши истрепанные лица… Если не будет нас, то не будет и вас…
Слышен удаляющийся звук тяжелых кованых башмаков.
Режиссер. Они уходят…
Появляется официант.
Официант (Режиссеру). Госпожа Тишкина передала вам записку… (Подает записку.)
Режиссер (читает). «Вы обманули наши ожидания. Обещали про это, а показали черт знает что… Вам нет необходимости приходить завтра в мой театр…» Да… Как говорится, финита ля комедия… (Особе.) Собирайся, уходим.
Особа. Мы должны доиграть… Публика ждет…
Режиссер. Эти-то… Они ждут скандала… Почуяли клубничку… Кыш, кыш… (Подходит к своему столику, наливает в рюмку водки, капает валерьянку. Пьет.)
Официант. Фу! (Открывает окно, машет салфеткой, прогоняя запах. Особе). Господин Депутат попросил вас сопроводить…
Особа. Вы не имеете права… Это наше кафе…
Официант. Никак нет-с, это кафе господина Депутата… Слышите, как стучат ножи? Последние приготовления к банкету…
Особа (публике). Господа! Вы не должны позволить… Это же наше кафе! (Растерянно). Они… молчат. Почему они всегда молчат?!
Официант (залу). Господа, на выход! Да поживее… Ваше время истекло…
Слышится дружное шарканье уходящих.
Особа (официанту). По-вашему, мы должны уйти, не высказавшись?
Официант. Мне все равно-с.
Особа. Но это же про любовь…
Официант. Мое дело, конечно, маленькое… Но говорить сегодня про любовь… Тем более со сцены… Это очень странно-с.
Особа. Вы же сами когда-то играли в театре…
Официант. Играл-с. А теперь служу. Добываю, так сказать, средства для пропитания. Детки… Супруга… Приходится жертвовать возвышенным… Вот когда у вас появятся свои детки, вы тоже станете служить и, уверяю вас, совершенно забудете… про любовь…
Особа (в сторону). Служить бы рад, прислуживаться тошно…
Официант. Что вы сказали?
Особа. Да это я так… Про себя… (Баюкает руку.) Ммм… Ммм… Ммм…
Официант (смеется). Мычание телят… Кажется, фильм такой был… В молодости смотрел… (Смотрит на часы. Жестко.) Я вернусь через пять минут… И чтоб духу вашего… (Уходит, напевая «В парке Чаир…».)
Режиссер. Что он сказал?
Особа. Он сказал… Он сказал, что наш спектакль ему очень понравился, и он хотел, чтобы его детки тоже посмотрели…
Режиссер. Кажется, я свое отыграл…
Особа (смотрит в зал; радостно). А все-таки один зритель у нас есть! (Вдохновенно; в зал.) Мой театр – театр одного зрителя! И я вас приглашаю… Непременно! На следующий спектакль…
Режиссер. Да это же господин Главный Критик! Вот увидишь, завтра напишет в своей газетке: «Эй, Вань, смотри, какие клоуны!»
В зале – отчетливый звук стучащих по столу ножей. Особа машинально снимает лангетку, кладет на стул. Режиссер замирает как в немой цене «Ревизора».
Режиссер (показывая на лангетку). Это… что? Я тебя спрашиваю! Что это?
Особа. Гипс.
Режиссер. Так, значит, ты все это время…
Особа молчит.
Режиссер. А я-то, дурак, раскис… Чуть слезу не пустил, когда увидел…
Особа. Это все не так… Просто я хотела… Иначе вы бы меня к себе ни за что не допустили… Сегодня легче попасть на прием к Самому, чем к режиссеру… Даже самого маленького, самого провинциального театра….
Режиссер. Лгунья. Наглая лгунья. Котенка тоже, наверняка, придумала…
Особа. Не кричите… На нас смотрит этот… Главный Критик…
Режиссер. Да разве он понимает, где театр, а где жизнь… (Берет лангетку, надевает себе на руку, подвешивает на перевязи). Ну-с, продолжим… (Встает, идет с протянутой рукой по залу. Подходит к критику) Подайте на бедность бывшему режиссеру императорской сцены…
Критик. Как вам не стыдно! Вы позорите звание деятеля театра…
Режиссер. Стыдно? Но это не про меня. Ведь моя профессия – просить. У богатых – денег, у публики – аплодисментов, у вас, критиков – хорошую статью… (Снимает лангетку, ломает ее на части, яростно топчет).
Особа. Рука… Моя рука… (Падает в обморок.)
Режиссер. Ах, ах, ах! Какая жалость! (Напевает: В парке Чаир…»)
Голос из закулисья. Человеку плохо! Вызовите «скорую»…
Звук стучащих по столу ножей смолкает.
Режиссер (озираясь). Не волнуйтесь. Это всего лишь спектакль…
Звук ножей возобновляется в прежнем ритме.
Режиссер (Особе). Может, хватит ломать комедию, а то господин Критик и впрямь может подумать…
Особа не реагирует.
Режиссер (наклоняется к Особе; удивленно). Она белая как мел… И, кажется, не дышит… (Растерянно смотрит на Критика.)
Критик молча снимает на камеру.
В центр кафе выходит АВТОР. Усаживает Режиссера на стул, дает ему валерьянки, затем подходит к Критику, «закрывает» камеру.
АВТОР (залу). Господа! На этом наше представление закончено. Благодарим за внимание. Сейчас вам предстоит вынести свой вердикт, ответить на вопрос: кто виноват в смерти автора пьесы «Про это»? Или причиной смерти стало само «это» – наша чудная, наша прекрасная, наша блестящая, наша бесподобная е-тишкина жизнь? Пожалуйста, музыку!
Звучит вальс «В парке Чаир…»
АВТОР. Да не тишкинскую! Мою!
Издалека слышится мелодия «У любви, как у пташки крылья…». По мере того, как она нарастает, вальс «В парке Чаир…», словно микшером, постепенно сводится на «нет». В зале громко, победно звучит: «У любви, как у пташки крылья…»
Галина Акбулатова, г. Петрозаводск, ул. Калинина, 48, кв. 75; gskvortsova@onego.ru; gba@aport2000.ru
Тел. 8-814/ 2/ 572092; 784736
Моб. 8-921/2228571; 8-926/2115445
