АВГУСТА. О, ты меня ещё не знаешь. Вордстворт в Париже и – дело с концом. Мне и самой что-то захотелось вдохнуть глоток морского воздуха. Я говорю не о Париже. Я говорю о Стамбуле. Мне о нём напомнило старое письмо от Абдула, найденное полицией. Странное совпадение. Сначала это письмо, а сегодня утром по почте другое, впервые за долгие годы. От Абдула. Мне пора ехать домой. Да, я купила два билета в спальный вагон на «Восточный экспресс».
ГЕНРИ. Зачем?
АВГУСТА. Мы с тобой, дорогой, едем в Стамбул.
ГЕНРИ. Мы!? Вы шутите!
АВГУСТА. Я англичанка, и впитала с молоком матери, что прежде, чем пошутить с джентльменом, его следует об этом предупредить. Так вот, я не шучу, и завтра мы всерьёз едем в Стамбул. Пакуй чемоданы, милый. (Уходит.)
ГЕНРИ. Как бы не так. Никуда я не поеду.
Приоткрывается дверь, в проёме – Августа.
АВГУСТА. Не заставляй меня ночевать сегодня здесь.
ГЕНРИ. Зачем я вам, тётя!?
АВГУСТА. Когда-нибудь, очень скоро, ты будешь умолять меня не оставлять тебя ни на минуту. Ничего, Генри, я так привыкла, что меня ревнуют! Поверь, я не смогу уже обходиться без тебя. Да, ведь и ты тоже. Просто ты об этом ещё не знаешь. До завтра! (Исчезает в проёме, дверь закрывается.)
ГЕНРИ. Ничего себе тётушка! Ну, что ж… до завтра.
СЦЕНА 5. «Чёрный кабинет». Нили в наушниках. Входит Спэрроу.
НИЛИ. Спэрроу, не желаете прокатиться за компанию в Стамбул?
СПЭРРОУ. С точки зрения Скотланд-Ярда, Стамбул не представляет интереса для британской короны.
НИЛИ. Как хотите. А мне пора в Париж.
СПЭРРОУ. Сэр?
НИЛИ. Сначала она поедете в Париж, потом в Стамбул. И чёрт его знает, куда ещё мне придётся отправиться за этой лягушкой путешественницей. Какая дама! Вы не поверите, Спэрроу, как мне порой хочется её поцеловать.
СПЭРРОУ. Зачем же дело стало?
НИЛИ. Боюсь, после моего поцелуя лягушка превратиться в принцессу. Что мне тогда с ней делать? Ведь я простой американский шпион. И у меня есть дочь, за которую я в ответе. Вы мне нравитесь, Спэрроу.
СПЭРРОУ. Поцелуйте меня, О,Нил, в задницу, и если я превращусь в принца, то, клянусь, не буду иметь к вам никаких претензий.
НИЛИ. Какой здоровый английский юмор! Теперь я понимаю, отчего бежали мои предки за океан. Ближе к вечеру подведём итог моей командировки в Англию. Вы знаете, какой-нибудь шалман покруче?
СПЭРРОУ. Конечно. Но вынужден предупредить: шалман будет английским. Не знаю, возьмёте ли вы эту крутизну.
НИЛИ. Спэрроу! Брудершафт за мой счёт!
СПЭРРОУ. В таком случае, я подставлю вам моё имперское плечо, и мы её возьмём вместе. Сэр?
НИЛИ. Сэр?
СПЭРРОУ и НИЛИ (вместе). Вперёд!
КАРТИНА 2. ПАРИЖ.
СЦЕНА 6. День. Скамья в парке. Входит Генри, с кульком жареных каштанов и бутылкой оранжада в руках. Присаживается.
ГЕНРИ. Домой… домой. Что несёт вас, Генри Пуллинг, уважаемый пенсионер, прочь от георгин, в смутный Стамбул? Тётушка Августа. Ага, Пуллинг, она для вас уже не просто тётя, но тётушка? И это уже не Саутвуд, а это Париж. Ужас. Такой прекрасный кошмар.
Входит Вордсворт.
ВОРДСВОРТ. Мистер Пюллан! Слава Всевышнему на небесах! Ибо все его деяния чудесны!
ГЕНРИ. Вордсворт!? И это Париж! Боже, какая деревня.
ВОРДСВОРТ. Вы хотеть две девочки?
ГЕНРИ. Я просто прогуливаюсь.
ВОРДСВОРТ. Такие женщина, какие ходят этот парк, они тебя надувать. Они одноразки. Они тебя трах-трах, раз – два – три, и ты вылетать. Если хотеть настоящий хорошая девочки, ты идти с Вордсворт.
ГЕНРИ. Но мне не нужны девочки. Я здесь с тётушкой.
ВОРДСВОРТ. Твой тётя здесь? Где ты жить!
ГЕНРИ. Мы остановились у знакомых.
ВОРДСВОРТ. У мужчина!
ГЕНРИ. Дорогой Вордсворт, у вас воображение слишком разыгралось. Мы остановились у пожилой женатой пары.
ВОРДСВОРТ. У тебя есть для Вордсворд дашбаш?
ГЕНРИ. Вордсворд, объясните, зачем вы в урну с прахом моей матери насыпали каннабис?
ВОРДСВОРТ. Нет каннибал в Англии, нет каннибал в Сьерра-Леоне.
ГЕНРИ. Я сказал не «каннибал», я сказал «каннабис».
ВОРДСВОРТ. Каннибал в Либерия, в Сьерра-Леоне нет каннибал. Общество «Леопард» в Сьерра-Леоне. Они убивать много людей, но мясо не кушать.
ГЕНРИ. Травка, Вордсворт, травка! Вы смешали травку с прахом моей матери! Вы не имели права так со мной поступать. Приехала полиция и забрала у меня урну.
ВОРДСВОРТ. Урна вернуть?
ГЕНРИ. Только урну. Прах от травки отделить не удалось.
ВОРДСВОРТ. Старый Вордсворт не хотеть тебе неприятности, приятель. Это всё чёртовая полиция. В Сьерра-Леоне мы вместе с ма хоронить пища. А ты вместе с ма хоронить травка. Одно и то же.
ГЕНРИ. Моя мать не курила даже сигарет.
ВОРДСВОРТ. А вместе с па мы хоронить лучший большой нож.
ГЕНРИ. А почему не пищу, как с ма?
ВОРДСВОРТ. С большой нож он найти пища. У тебя есть дашбаш для старый несчастный Вордсворт?
Генри всунул в руки Вордсворта кулёк с бутылкой.
ВОРДСВОРТ (выбросил кулёк и бутылку). Мистер Пюллан, ты честный человек, мистер Пюллан, мне не нужен никакой дашбаш. Где мой девочка?
ГЕНРИ. Не понял?
ВОРДСВОРТ. Твой тётя!
ГЕНРИ. Моя тётя уже давным-давно спит.
ВОРДСВОРТ (схватил Генри). Ты трах-трах мой любимый малышка.
ГЕНРИ. Вы с ума сошли! Она сестра моей матери!
ВОРДСВОРТ. Не надувать?
ГЕНРИ. Не надувать. Даже если бы она не была мне тётей, она же в весьма почтенном возрасте! Вы не понимаете разве?
ВОРДСВОРТ (отпустил Генри). Для трах-трах слишком старый нет. Скажи ей приезжать назад в Париж. Вордсворт будет ждать её долго-долго. Ты говорить ей нежно. Ты говорить ей, она всегда мой любимый малышка. Вордсворт не может спать, когда она не близко. (Уходит.)
ГЕНРИ. Конечно. Прощайте, Вордсворт.
СЦЕНА 7. Вечер. Отель. Номер. Августа сидит посреди комнаты. Рядом лежит раскрытый красный чемодан. Входит Генри.
ГЕНРИ. Что-нибудь случилось, тётушка?
АВГУСТА. Ничего, Генри.
ГЕНРИ. Вас ограбили!
АВГУСТА. С чего ты взял?
ГЕНРИ. Но когда я уходил, случайно бросил взгляд. У вас здесь был местный управляющий банком, отвратительный франт. И клянусь небом, этот чемодан до отказа был наполнен десятифунтовыми купюрами.
АВГУСТА. Я открыла счёт на предъявителя в Бернском банке.
ГЕНРИ. Если вас не ограбили, чем же вы расстроены?
АВГУСТА. Воспоминания. С этим отелем у меня связано много воспоминаний. И очень давних. Ты тогда ещё был, наверное, мальчишкой.
ГЕНРИ. О чём вы вспомнили?
АВГУСТА. О любви. Об очень счастливой любви, пока она длилась.
ГЕНРИ. Расскажите мне о ней. (Присел к Августе, взял за руку.)
АВГУСТА. Вряд ли тебе это будет интересно. Я – забытая в буфете, недопитая бутылка давно выдохнувшегося шампанского, …
ГЕНРИ (обнял Августу). Расскажите. Дорогая тётя Августа.
АВГУСТА. Это довольно некрасивая история.
ГЕНРИ (встал перед Августой на колени, одной ногой попал в чемодан). Можете мне довериться.
АВГУСТА. Это действительно очень грустная и своеобразная история. Но смешная.
ГЕНРИ. Гляжу на вас, тётушка, и впервые мне пришла мысль, что вряд ли георгины – достойное занятие для человека на пенсии. Я рад, что мы нашли друг друга, тётушка Августа.
АВГУСТА. Вишь, как я тебя окрутила? Легко! Есть ещё порох в пороховницах, я ещё дам всем вам жизни! (Высвободила руку.)
ГЕНРИ (вскочил). Да что ж вы меня шпыняете, как мальчишку…
АВГУСТА. Пожалуй, завтра надо сделать маникюр.
ГЕНРИ. Днём я видел Вордсворта.
АВГУСТА. Да что ты говоришь! Здесь?
ГЕНРИ. Разочарую, не в отеле. На улице!
АВГУСТА. Где он живёт?
ГЕНРИ. Не интересовался. И ваш адрес не дал.
АВГУСТА. Генри, ты бессердечен.
ГЕНРИ. Не бессердечен, но благоразумен.
АВГУСТА. Представить себе не могу, от кого ты мог унаследовать благоразумие. Твой отец был ленив, но не благоразумен.
ГЕНРИ. А мать?
АВГУСТА. Если бы у неё была хоть капля благоразумия, ты сейчас не сидел бы здесь. (Подходит к окну.) Эти окна через рю де Риволи выходят на сады Тюильри. Как много нянек и детских колясок.
ГЕНРИ. Вам хотелось бы иметь ребёнка, тётушка?
АВГУСТА. В большинстве случаев это мне мешало бы. А когда я познакомилась с мистером Висконти, моё время ушло. Извини, Генри, ты ни в чём не виноват. Тебя воспитывала Анжелика. Иногда у меня возникает ужасное чувство, что я единственный оставшийся на земле человек, получающий от жизни удовольствие.
ГЕНРИ. Тётушка, зачем вы едете в Стамбул?
АВГУСТА. Моей парижской любви сейчас уже под девяносто. Если он жив. А мистер Висконти… бедный глупый мистер Висконти, он тоже, наверное, постарел. Ему сейчас лет восемьдесят… пять, не меньше. Какая же у меня всё-таки длинная жизнь. Совсем, как у твоего дядюшки Джо.
ГЕНРИ. У меня есть ещё и дядюшка!?
АВГУСТА. Был. Брат твоего отца. Старший. Париж. Это славно, что мы посетили Версаль. Когда я жила здесь до моей парижской любви, мне некогда было ходить по музеям.
ГЕНРИ. А это «до любви» случилось, раньше или позже вашего поступления на сцену?
АВГУСТА. Ты решил, что я выступала на сцене?
ГЕНРИ. Да, в Венеции.
АВГУСТА. Ох, Генри…
ГЕНРИ. Мистер Висконти – это же театральный режиссёр?
АВГУСТА. Нет. Но великий любитель того, что ты называешь сценой. Мы познакомились однажды утром на рю де Прованс. Когда я сказала ему, что обладаю редким талантом, он убедил меня уйти из труппы, где я работала. Вот так мы и отправились вместе в Милан, где, можно сказать, по-настоящему начался мой жизненный путь. Мне просто повезло. Если бы я осталась во Франции, я не смогла бы помочь твоему дядюшке Джо. А Джо, после ссоры с твоим отцом, оставил мне большую часть своих денег. Бедняжка, у меня до сих пор стоит в глазах, как он всё ползёт по коридору к туалету.
ГЕНРИ. Я могу услышать о моём родном дядюшке Джо?
АВГУСТА. Как-нибудь после. Ты представляешь, Генри, оказывается в «Восточном экспрессе» теперь нет вагона–ресторана! Как всё меняется. Будем жить без него, пока не пересечём турецкую границу. Два дня придётся голодать!
ГЕНРИ. И три ночи.
АВГУСТА. И мучиться жаждой. Помню, раз в этом поезде у нас был банкет с мистером Висконти и генералом Абдулом. Икра и шампанское. Из ресторана мы практически не выходили. Одна трапеза переходила в другую, а ночь в день. Я постараюсь утром подольше поспать, а в Милане перекусим. Вместе с Марио.
ГЕНРИ. Каким Марио?
