Входит Вордсворт.
ВОРДСВОРТ. Когда ты уезжать, телефон звонить, чёрт возьми, всё время. Я говорить, ты уехать на очень шикарный похорон.
АВГУСТА (присаживается за столик). Говорить правду – это так удобно, Генри. Присаживайся. Мне ничего не просили передать?
ВОРДСВОРТ. О, бедный старый Вордсворт не понимать ни один слов. Я им говорить, что не говорить по-английски. Они быстро-быстро кончать.
АВГУСТА (разливает по стаканам большие порции виски). Теперь, когда всё благополучно завершилось, должна признаться, что у меня камень с души вон. Однажды, я присутствовала на кремации важной дамы, супруги литератора, не позволявшего ни одной женщине невинно пройти мимо него. Случилось это вскоре после первой большой войны. Я тогда жила в Брайтоне и увлекалась фабианцами. О них я узнала ещё девушкой от твоего отца, Генри. В крематорий я заявилась рано. Я приехала первой и стояла у гроба одна, среди цветов. Вордсворт простит, он уже слышал эту историю. Генри, дай стакан, я тебе подолью ещё виски.
ГЕНРИ. Нет! Спасибо, тётя Августа, мне более, чем достаточно.
АВГУСТА. Тётушка Августа явилась в августе. А что, если бы моя сестра умерла в сентябре или в другом месяце? Думаю, моё появление стало бы не столь символичным. Не правда ли, малыш?
ГЕНРИ. Тётя Августа, вы для меня…
АВГУСТА. Ну, может быть, я сделала неловкое движение и случайно нажала кнопку.
ГЕНРИ. Что?
ВОРДСВОРТ. Мой мадам рассказывает про камень с души вон.
АВГУСТА. Гроб поехал. Дверцы печи открылись. В лицо дохнуло жаром. Я услышала хлопанье пламени. Гроб вошёл в печь. Дверцы закрылись. Именно в этот самый момент появляется вся компания знаменитостей. Там были Бернард Шоу, с супругой. Герберт Дж. Уэллс. Прочие звёзды, и сам вдовец. Безымянный священник вошёл через дверь, с противоположной стороны от рельсов. Зазвучал псалом утешения, но гроба не было! Я уткнула лицо в носовой платок и изобразила неутешное горе. Но, знаете, мне показалось, что никто так и не заметил отсутствия усопшей. Кроме священника, полагаю, но он на этот счёт сдержал язык за зубами. Вдовец и при жизни не замечал супругу. И прощальные речи о величии прощальной церемонии, свободной от иллюзий и краснобайства, были так хороши, что о покойнице никто и не вспомнил. Все остались довольны. Теперь ты понимаешь, Генри, почему я сегодня пришла на кремацию последней. Мало ли, что я выкину.
ВОРДСВОРТ. На похоронах надо быть очень осторожно. В мой племени, в Сьерра-Леоне…
АВГУСТА. Вордсворт, оставь на сегодня воспоминания о религии вуду.
ГЕНРИ. Боюсь, тётя Августа, мне действительно пора домой.
ВОРДСВОРТ. А вы не бойся.
ГЕНРИ. Мысль о газонокосилке не даёт покоя. Заржавеет!
АВГУСТА. Ты будешь вспоминать свою мать?
ГЕНРИ. О да… да. Я был счастлив снова увидеть вас, тётя Августа. Вы теперь мой единственный близкий родственник.
АВГУСТА. На твоего соню – отца находили всплески активности…
ГЕНРИ. Моя бедная приёмная мать. Теперь я ни о ком уже не смогу думать, как о родной матери…
АВГУСТА. Оно и к лучшему.
ГЕНРИ. Когда отец строил новый многоквартирный дом, он обычно с особым тщанием отделывал квартиру–образец. Может статься, что в одной из них я и был… э…
ВОРДСВОРТ. Заделан!
АВГУСТА. Лучше об этом не думать.
ГЕНРИ. Надеюсь, вы как-нибудь заедете ко мне, полюбоваться георгинами. Они сейчас в самом цвету.
АВГУСТА. Конечно, малыш. Теперь, когда я вновь обрела тебя, так просто не выпущу. Ты любишь путешествовать?
ГЕНРИ. У меня пока не было возможности.
АВГУСТА. Я тебе её предоставлю. Жди звонка. Вордсворт сейчас занят, и мы могли бы разок-другой куда-нибудь прокатиться.
СЦЕНА 3. «Чёрный кабинет». Здесь Нили, в наушниках, и Спэрроу.
НИЛИ. Прокатиться, а как же! Ну, конечно!
СПЭРРОУ. Вам удобно, мистер О,Нил?
НИЛИ. Конечно! Ведь я на работе, Спэрроу. Английская аппаратура – о,кей. Но прошу, чёрт возьми, оставьте меня наедине с ней!
СПЭРРОУ. Значит ли это, что я могу отправиться по своим делам?
НИЛИ. Ещё как значит!
СПЭРРОУ. Не понимаю, зачем кричать в аппаратной специальной связи, здесь и шёпотом слышно всю Англию. (Уходит.)
НИЛИ. Интересно, сколько стоит жизнь без англичан? Я заплатил бы.
Входит Спэрроу.
СПЭРРОУ. Совсем забыл, корреспонденция. (Подаёт письмо.)
НИЛИ. Постойте. (Читает письмо). Пора, Спэрроу, брать этого негра.
СПЭРРОУ. У нас, в Скотланд-Ярде, свой план.
НИЛИ. Как хотите. А я собираюсь из вашей Англии, к чёрту! (Уходит.)
СПЭРРОУ. Слава богу. С тех пор, как Колумб открыл Америку, английскому правосудию дышится намного легче. В наших тюрьмах с тех пор освободилось столько камер… счастливого пути, сэр. (Уходит.)
НИЛИ. Засранец. Он мне нравится.
СЦЕНА 4. Утро. Дом Генри. Генри одевается, собирает инвентарь для работы в саду. Входит Августа.
ГЕНРИ. Тётя!?
АВГУСТА. Как поживает твоя газонокосилка? Со мной приключилась невероятная история, на мою квартиру совершила налёт полиция.
ГЕНРИ. Что вы говорите.
АВГУСТА. Кстати, они могут нагрянуть к тебе.
ГЕНРИ. Что вы говорите!?
АВГУСТА. Не волнуйся, на самом деле, обыск – это всегда забавно.
ГЕНРИ. Всегда?
АВГУСТА. Почти.
ГЕНРИ. Похоже, вы знаете, о чём говорите.
АВГУСТА. Похоже? Правда? О, со мной мужчины не скучают.
ГЕНРИ. Но я не ваш мужчина, я ваш племянник.
АВГУСТА. Не разочаровывай меня, Генри. Особенно, когда я стою на пороге, вдруг развернусь и уйду?
ГЕНРИ. Проходите, располагайтесь.
АВГУСТА (проходит в дом). Урна с пеплом матери у тебя дома? Они охотятся за ней.
ГЕНРИ. Невинности нет покоя даже после смерти.
АВГУСТА. Ну, так и не блюди её! Смерть, кстати, тоже можно похерить. Жизнь не стоит сожалений, Генри, иначе непонятно, зачем она нам дана. Ночью, мы с Вордсвортом легли спать. К счастью, я одела свою лучшую ночную рубашку. Возможно, даже захотят забрать прах на анализ.
ГЕНРИ. Какое странное происшествие.
АВГУСТА. Они забрали письмо от Абдула.
ГЕНРИ. А это-то ещё, кто такой?
АВГУСТА. Письмо со штемпелем: Тунис, 1924 год.
ГЕНРИ. Примите моё сочувствие, тётя Августа. Всё это для вас было просто ужасно.
АВГУСТА. Теперь нам будет ужасно вместе, а это бодрит.
ГЕНРИ. Кто-то во дворе? (Глядит в окно.)
АВГУСТА. Уже? (Глядит в окно.) Это полиция. Так скоро. Я уйду во второй этаж. Сообщи мне, когда они уйдут. Ах, мой милый Генри, уж поверь, ни один мужчина со мной не скучал. Да, и не говори, что я здесь. (Уходит.)
Генри открывает входную дверь. Входит Спэрроу.
СПЭРРОУ. Вы мистер Пуллинг?
ГЕНРИ. Да.
СПЭРРОУ. С вашего разрешения, я зайду на минуточку.
ГЕНРИ. Ордер?
СПЭРРОУ. О, нет, нет, в этом нет необходимости. Я просто хочу перекинуться с вами парой слов.
ГЕНРИ. Прошу.
СПЭРРОУ (проходит в дом). Сержант – детектив Спэрроу. Джон Спэрроу. Вам знаком человек по имени Вордсворт?
ГЕНРИ. Да, это знакомый моей тётушки.
СПЭРРОУ. Вы получали от него пакет вчера вечером, на улице?
ГЕНРИ. Да, конечно.
СПЭРРОУ. Вы давно знакомы с Вордсвортом?
ГЕНРИ. Познакомился с ним только вчера.
СПЭРРОУ. Может быть, сэр, он попросил вас об одолжении? Скажем, доставить этот пакет. И вы, не видя в этой просьбе ничего предосудительного, а также учитывая, что Вордсворт служит у вашей тёти…
ГЕНРИ. Не понимаю, о чём вы говорите. Пакет мой. Я случайно забыл его на кухне, когда уходил от тёти.
СПЭРРОУ. То есть пакет ваш. Вы в этом признаётесь?
ГЕНРИ. Вы, кстати, сами хорошо знаете, что в нём. Моя тётя уже сказала вам, что именно в пакете, – там урна с прахом моей матери.
СПЭРРОУ. Тётя уже звонила вам?
ГЕНРИ. Да. А чего вы ожидали? Вытащить из постели среди ночи пожилую женщину…
СПЭРРОУ. Было всего слегка заполночь. И этот пепел… так, значит, это прах миссис Пуллинг?
ГЕНРИ. Вот он, сами убедитесь. На книжной полке.
СПЭРРОУ. Не возражаете, если я посмотрю? (Взял урну, пытается вскрыть, не выходит.) Она заклеена. Липкой лентой.
ГЕНРИ. А что, собственно, вас удивляет? Даже коробку с печеньем…
СПЭРРОУ. Я хочу отсыпать немного на анализ.
ГЕНРИ. Да что вы себе позволяете!
СПЭРРОУ. Не хотите же вы, в самом деле, каждый раз при виде урны задавать себе вопрос: «Что там – останки моей матери или партия контрабандной марихуаны»? Да и возьму-то всего щепотку, сэр. Менее чайной ложки. А с остальным будем обращаться с должным почтением.
ГЕНРИ. Ладно, берите свою щепотку. Полагаю, вы лишь исполняете свой долг. Когда я могу получить урну назад?
СПЭРРОУ. Не позднее завтра, сэр. Если всё пройдёт без задержек. Всего доброго, мистер Пуллинг. (Пожал руку Генри и ушёл, с урной.)
Генри глядит в окно. Входит Августа.
АВГУСТА. Приятный мужчина, не правда ли, Генри. Но полицейский.
ГЕНРИ. Он забрал урну. Они думают, что в ней не прах матери, а марихуана. А ведь вчера, Вордсворт вынес мне из дому пакет, который был уже распакован. Где Вордсворт?
АВГУСТА. Он ушёл после завтрака и ещё не появлялся. Мне даже показалось, что в связи с посещением полиции у него немного испортилось настроение. И перед уходом, он попросил у меня дашбаш. Как тебе сказать, видишь ли, я действительно питаю к нему некую слабость. И к тому же, он сказал, что у него день рождения. А в прошлом году он его так и не отпраздновал! Ну, я ему и дала двадцать фунтов. Этого ему хватит добраться до Парижа. Он вовремя ушёл из дому, чтобы успеть на «Золотую стрелу». Я припоминаю, что он, кажется, всегда носит с собой паспорт, чтобы его не приняли за какого-нибудь там незаконного иммигранта.
ГЕНРИ. Надо ли это понимать так, что вы намеренно объявили мне о том, что моя мать – не моя мать, только лишь для того, чтобы я поехал к вам с траурной урной, которая вам понадобилась для спасения Вордсворта от слежки? И значит в урне – марихуана?
АВГУСТА. В урне прах. Не понимаю, что тебя так завело?
ГЕНРИ. Я хочу знать: моя мать – моя мать?
АВГУСТА. Девственницы матерями не становятся. Если ты, конечно, не Иисус Христос. А тебе, мой мальчик, уже далеко за тридцать три года. И давай, не возвращаться впредь к обсуждению очевидного.
ГЕНРИ. Вы поразительная женщина, тётя!
