Теперь за даму в шкафу, которая ни хрена непохожа свой портрет. И ни слова мне, чтоб! Ну, погнали.
Все выпивают.
И на посошок. Ну, вздрогнули.
Все выпивают.
Споём?
КОРЕНЕВ. Не стоит. У нас разные песни.
СМИРНОВ. Неправда! Всегда найдётся одна на всех песня.
КОРЕНЕВ. Не хочу я с вами петь, Смирнов. Такую даму бросить!
СМИРНОВ. Я не бросил! Я бежал! Она не давала мне сосредоточиться на делах… на карьере, на материи, в философском смысле! Я только и делал, что пялился на неё, целовал, ласкал и…
БЫЛЯНКИН. Обойдёмся без пошлости.
КОРЕНЕВ. А я не считаю секс пошлостью. Секс – это вершина любви!
БЫЛЯНКИН. Вершина айсберга. Потом льдина переворачивается, и весь твой секс идёт на дно. А сверху остаётся быт, с тобой, дураком, посреди снежной пустыни. Поэтому любить можно только на расстоянии.
СМИРНОВ. Ты понял меня, Коренев?
КОРЕНЕВ. Понял, понял.
СМИРНОВ. Тогда споём?
КОРЕНЕВ. Нет. Ты меня подставляешь с куплей-продажей насмерть.
СМИРНОВ. Да на! (Подписывает бумаги, подаёт их Кореневу.) Вот.
КОРЕНЕВ (взял бумаги). Ишь ты.
БЫЛЯНКИН. У нас в семье все – во всю ширь.
СМИРНОВ. Теперь споём?
КОРЕНЕВ. Легко.
СМИРНОВ. Наливай, Псой.
БЫЛЯНКИН. С особенным цинизмом! (Наливает в стопки коньяк.) Обожаю спаивать трезвенников. Потому что трезвость – это ханжество.
СМИРНОВ. Ой, вот давай без тупого трёпа! Лучше песню сообрази.
КОРЕНЕВ. Сначала выпьем.
БЫЛЯНКИН. Ну, за…
КОРЕНЕВ. Предлагаю за культуру… вместе с домом.
БЫЛЯНКИН. Глубокий смысл. Поддерживаю.
СМИРНОВ. Возражений нет.
БЫЛЯНКИН. Ну, дерябнули.
Все выпивают.
КОРЕНЕВ. А у меня в жизни всё так, со смыслом. Я люблю мудрость!
СМИРНОВ. Философ.
КОРЕНЕВ. И сейчас я вам это продемонстрирую. (Рвёт подписанные документы.) Вот и вся любовь… к мудрости.
СМИРНОВ. Коренев! Вы разорвали подписанные документы!
КОРЕНЕВ. К вечеру представлю вам на рассмотрение другие. Не на предмет аренды, а на предмет приобретения Дома Культуры в собственность. Что, я похож на идиота? Очень хорошо, значит, туловище верно реагирует на команды мозга. Я вдруг подумал о духовом оркестре. О прочих коллективах, оживлявших этот Дом. И горожане будут довольны. И Валерия будет счастлива. Вопросы?
БЫЛЯНКИН и СМИРНОВ (вместе). Нет!
КОРЕНЕВ. Ещё бы!
СМИРНОВ. Философ, ты дурак.
БЫЛЯНКИН. Пусть дурак, зато какие деньги! А деньги есть?
КОРЕНЕВ. Тот самый вождь этой самой организации – я самый и есть. Уж поверьте, наскребу.
БЫЛЯНКИН и СМИРНОВ (вместе). Да…
КОРЕНЕВ. Я вам больше скажу: на портрете – она, Валерия! Согласись со мной, товарищ прапорщик, или я тебя исподтишка уделаю.
БЫЛЯНКИН. А я тебя и так опять поддерживаю.
КОРЕНЕВ. Былянкин, я уже всерьёз начинаю тебя уважать. Вот скажи, пожалуйста, у меня уже мозги набекрень, никак не соображу: как тебя в детстве называли, Псой? Не понимаю.
СМИРНОВ. Зря спросил.
КОРЕНЕВ. Нет, не зря! Это очень важно для мужской нарождающейся дружбы знать, как кого звали в детстве. Меня звали «Эндрю».
СМИРНОВ. А меня «Фрюша»! Валерка напомнила, сам-то забыл. Только Былянкин не скажет, вишь, как набычился… кто не спрятался, он не виноват.
БЫЛЯНКИН. Скажу! Меня звали… в детстве… просто… Пися.
КОРЕНЕВ (после паузы). Надо же. Как оно… по-мужски – то, а!? Ооо…
СМИРНОВ. Былянкин, когда отъезжаешь?
БЫЛЯНКИН. Выпью, соображу. Ну, мужики, за мужиков!
Все выпивают. Былянкин запевает, Смирнов и Коренев подхватывают. Они поют. Песня кончилась.
СМИРНОВ. Хочешь, покатаю не иномарке?
БЫЛЯНКИН (собирает поклажу). Хочу.
СМИРНОВ. Привет Валерке. Только не сходи с ума, Коренев, она старая.
КОРЕНЕВ. Разве? Нет, она молодая.
БЫЛЯНКИН.Да, философы обычно плохо кончают.
КОРЕНЕВ. Смею вас уверить, философы кончают, как все.
БЫЛЯНКИН. Ефрем, вперёд! Не-то останусь навсегда. Жду не более десяти минут, потом начинаю оставаться. Я – на выход. Эй, псих влюблённый, картинку себе оставь, в ЗАГСе на паспорт наклеишь. (Уходит.)
КОРЕНЕВ. Поторопитесь, Ефрем Миронович.
СМИРНОВ. Вы всё ещё покупаете здание?
КОРЕНЕВ. Несомненно.
СМИРНОВ. Остаёшься с ней?
КОРЕНЕВ. Остаюсь.
СМИРНОВ. До встречи. Так я и думал, спятил. (Уходит.)
КОРЕНЕВ (у шкафа). Валерия! Выходите из шкафа, я жду вас! Валерия! Хочу вернуть вам брошь. Я не настаиваю, вы сами можете приколоть её на своей груди, справа. Пожалуйста, я не возражаю, я готов вернуть вам это право.
Звонит телефон.
Прошу простить, меня – к телефону. (По телефону.) Да? Алё? Да, Алина Вениаминовна, всё сладилось. Мы, с супругой, решили приобрести Дом в полную совместную собственность. Супругу мою зовут Валерией. Всех благ. (Кладёт трубку телефона.) Валерия! (Подходит к шкафу.) На груди фотографической Прекрасной Дамы, справа, вашей брошью приколота визитная карточка Коренева Андрея Ильича – это я. (Прикалывает визитную карточку к портрету.) Я и живу-то неподалёку. Я обожду вас около духового оркестра. Я закажу нам музыку! (Уходит.)
На улице играет духовой оркестр. Из шкафа выходит Валерия. В чёрном комбинезоне, босиком, ставит рюкзак на стол, достаёт из рюкзака пакеты с обувью, перебирает, находит кроссовки чёрного цвета, обувается, укладывает прежнее платье и прежние туфли в рюкзак.
ВАЛЕРИЯ (огляделась, оценила портрет, сняла визитную карточку, брошь, уложила её в сумочку, берёт барабан и бьёт в него). Бей, барабан! Спешите, под барабанный бой, бегите! Ищите меня, найдите! Вот я! Бей, барабан! Я здесь, здесь. Идите! Бей, барабан!
Входит Былянкин. Валерия не перестаёт играть на барабане.
БЫЛЯНКИН. Соло дамы на барабане.
ВАЛЕРИЯ. Что говорите?
БЫЛЯНКИН. Соло, говорю, дамы на барабане.
ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?
БЫЛЯНКИН. Перестань лупить, всё услышишь!
ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!
БЫЛЯНКИН. Пардон, говорю, соло, говорю, дамы, говорю, на барабане!!!
ВАЛЕРИЯ. Аа.
БЫЛЯНКИН. Я вернулся.
ВАЛЕРИЯ. Что говорите?
БЫЛЯНКИН. Я, говорю, вернулся.
ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?
БЫЛЯНКИН. Перестань лупить всё услышишь!
ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!
БЫЛЯНКИН. Пардон, говорю, я, говорю, вернулся.
ВАЛЕРИЯ. Аа.
БЫЛЯНКИН. Мы так и будем продолжать, под грохот канонады?
ВАЛЕРИЯ. Что говорите?
БЫЛЯНКИН. Мы, говорю, так и будем продолжать, под грохот канонады!
ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?
БЫЛЯНКИН. Перестань лупить, всё услышишь!
ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!
БЫЛЯНКИН. Мы, говорю, так, говорю, и, говорю, будем, говорю, продолжать, говорю, под, говорю, грохот, говорю, канонады, говорю!!!
ВАЛЕРИЯ. Аа. А, собственно, о чём речь?
БЫЛЯНКИН. А, собственно, о жизни.
ВАЛЕРИЯ. Что говорите?
БЫЛЯНКИН. Да пошла ты.
ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?
БЫЛЯНКИН. Да, говорю, пошла ты!
ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!
БЫЛЯНКИН. Да, говорю, пошла, говорю, ты, говорю!!!
ВАЛЕРИЯ. Аа. (Перестаёт бить.) Аа? Ааа! Ты чего орёшь?
БЫЛЯНКИН. Сама не ори. Дура. Я полюбил тебя!
ВАЛЕРИЯ. Сам не ори!
БЫЛЯНКИН. Я вернулся! Да пошла ты. (Заплакал, сел на пол.)
ВАЛЕРИЯ. Не плачь. Слышишь, оркестр играет мой любимый марш. Это Коренев заказал для меня. И не плачь.
БЫЛЯНКИН. А я не плачу. Я рыдаю.
ВАЛЕРИЯ. Не ори, говорю!
БЫЛЯНКИН. Стыдно, да?
ВАЛЕРИЯ. Мне?
БЫЛЯНКИН. Круглая дура, – мне!
ВАЛЕРИЯ. Сам ты круглый, а я в полной форме. И перестань хамить! (Заплакала, села на пол.)
БЫЛЯНКИН. Не плачь. Слышишь, оркестр играет твой любимый марш.
ВАЛЕРИЯ. А я не плачу. Я рыдаю!
БЫЛЯНКИН. Не ори, говорю!
ВАЛЕРИЯ. Стыдно, да?
БЫЛЯНКИН. Кому, мне?
ВАЛЕРИЯ. Круглый дурак, а кому же, не мне же!
БЫЛЯНКИН. А я уже успокоился, я уже всё.
ВАЛЕРИЯ. А я нет! Жалеешь, что вернулся? Уже не любишь, да?
БЫЛЯНКИН. Ну да, скажешь тоже… люблю, ещё как.
ВАЛЕРИЯ. Вот так, на ровном месте?
БЫЛЯНКИН. Это где же ты нашла на себе ровные места? Очень даже не на ровном месте. От ровного места получается ровно ничего. Я знаю. Валерия Макаровна… Валерия… Лерочка… я тоже в детстве играл в духовом оркестре. Я был даже военным воспитанником-музыкантом. Это теперь я – прапорщик… на баритоне играл… даже старший прапорщик. И ничего смешного в том не вижу, что прапорщик! А вот играть на баритоне не каждому дано, уж вы-то должны разбираться: баритон – это… это вещь! Искусство!
ВАЛЕРИЯ. Значит, предлагаете организовать дуэт?
БЫЛЯНКИН. Ну да, помещение есть, продюсирование на мне… заведём детскую школу, пяток военных воспитанников-музыкантов… целое отделение, а то и взвод! Я могу, отвечаю.
Входит Коренев.
КОРЕНЕВ. Былянкин!?!
БЫЛЯНКИН. О, вот и заказчик явился.
КОРЕНЕВ. То есть!?
БЫЛЯНКИН. Я про наш, с Валерией, любимый марш. А вы о чём?
КОРЕНЕВ. Что вы тут делаете на полу оба?!
ВАЛЕРИЯ. Пытаемся завести воспитанников-музыкантов.
КОРЕНЕВ. Вот интересно! А я там! А она тут! Они здесь! Куда Смирнов-то смотрит?
ВАЛЕРИЯ. Действительно, Псой Артемьевич, куда вы задевали Фрюшу?
БЫЛЯНКИН. Я от него сгасился, на фиг. В оконцовке-то, мы с ним уже давно не родня. И не хочу я с ним водку пить, хоть даже и коньяк… и пиво, не хочу я с ним пить! Вы же вон, Валерия, не захотели с ним и года прожить даже по малолетке, а мне, в моём приличном возрасте, с ним, да ещё и напиваться! Потом, с утра-то, и так-то жить-то неохота, а продерёшь свой мутный взгляд, окинешь светлым взором окрестности, а там – Фрюша, блин, Ффррююшшааа!
КОРЕНЕВ. Валерия, идёмте со мной, пожалуйста, идёмте!
БЫЛЯНКИН. Молод ты больно, Коренев, чтоб орать тут. Я чуть постарше тебя буду, и то мне рот затыкают, так что, помолчи, философ.
Входит Смирнов.
СМИРНОВ. Всё те же, всё там же, всё тогда же. Пися, ты занял моё место… на полу. И часа не прошло, как я сам здесь пыль вытирал вот этими самыми штанами, весь извозился…
КОРЕНЕВ. Валерия, пожалуйста, идёмте…
ВАЛЕРИЯ. Былянкин, будь человеком, возьми даму на ручки и неси её уже куда-нибудь.
БЫЛЯНКИН. О, йес! (Подхватывает Валерию на руки.) Куда? На вокзал?
ВАЛЕРИЯ. Да хоть в шкаф, только с глаз долой!
СМИРНОВ. В шкаф же не попрётесь же, девочки и мальчики, во-первых, негигиенично, во-вторых, без спросу хозяина. (Кореневу.) Правда?
КОРЕНЕВ. А в-третьих, идите вы все… со своим Домом, в целом, и со своей культурой, в частности… идите вы… ну… очень неблизко.
СМИРНОВ. То есть!? Вы передумали покупать Дом!?
