КОРЕНЕВ. Должно же быть у человека нечто святое: мысль, убеждение, чувство. И если святое есть, почему не проявить, не подчеркнуть даже? Скажем, во внешнем виде.
ВАЛЕРИЯ. Лично я ищу брошь. Брошь – улика.
КОРЕНЕВ. И тогда любой прохожий сможет обнаружить, что вот, у этого человека есть нечто святое.
ВАЛЕРИЯ. От улик следует избавляться.
КОРЕНЕВ. Оно, быть может, лохмато, неприлично даже, на первый взгляд, но ведь есть же, есть! Значит, есть ради чего существовать этому лохматому, и, на первый взгляд, неприличному даже.
ВАЛЕРИЯ. Я сама улика.
КОРЕНЕВ. И прохожему, вот чудо, самому захочется разыскать в себе нечто святое, которое непременно есть.
ВАЛЕРИЯ. От меня следует избавиться.
КОРЕНЕВ. Разыскать и продолжить жить, или хотя бы идти. Я не могу одеться по-другому и переобуться я не могу.
ВАЛЕРИЯ. Вы – религиозный фанатик?
КОРЕНЕВ. Я – рядовой воинства религиозного философа. Рассказать?
ВАЛЕРИЯ (глядит в окно). Надеюсь, вы не сверхчеловек, в смысле белокурой бестии. А так посмотришь: симпатичный молодой человек… если бы не одежда, с обувью.
КОРЕНЕВ (забирается в шкаф). Значит, надо снять раздражение.
ВАЛЕРИЯ (глядит в окно). Во дворе, похоже, всё упокоилось. Где вы?
КОРЕНЕВ (из шкафа). Ищу брошь в шкафу, ведь вы вышли из шкафа.
ВАЛЕРИЯ. Не всем быть выходцами из шинели.
КОРЕНЕВ (из шкафа). Не шкаф, настоящая комната! Только освещения не хватает, а вполне сносно можно жить.
ВАЛЕРИЯ (глядит в окно). Классный автомобиль у этих Смирновых. Я хочу уйти, чтобы приключение уже закончилось.
КОРЕНЕВ (выходит из шкафа, в одних трусах). Обернитесь!
ВАЛЕРИЯ (оборачивается). А, батюшки! Коренев, да вы не одеты!
КОРЕНЕВ. И не обут. Я готов к дискуссии, без внешних раздражителей.
ВАЛЕРИЯ. Маленький мой…
КОРЕНЕВ. Если вы о возрасте, то мне двадцать пять – как с куста! И давайте общаться на равных! Да я нравлюсь тебе, очень нравлюсь!
ВАЛЕРИЯ. На равных, это как? Мне тоже разоблачиться? И что ты надеешься обнаружить: Брейгель или Кукрыниксы? (Отвернулась.)
КОРЕНЕВ. Не отвлекайся от счастья, Валерия, вот я! Да ведь я нравлюсь тебе, очень нравлюсь! А ко всему, я свободный, сильный, богатый.
ВАЛЕРИЯ (глядит в окно). Но зачем же при том ходить на людях в трусах? Ты – маменькин сынок. Молчи! Не обижайся. Тебя мать родила, когда отец был в армии, верно?
КОРЕНЕВ. Вы знали маму?
ВАЛЕРИЯ. Я знала жизнь.
КОРЕНЕВ. Как я тебе?
ВАЛЕРИЯ. Стройный, сильный, даже красивый.
КОРЕНЕВ. Ну!
ВАЛЕРИЯ. Что «ну»?
КОРЕНЕВ. Ну, ну! Ну?
ВАЛЕРИЯ. И где?
КОРЕНЕВ. Везде! Всегда! До смерти!
ВАЛЕРИЯ. Тебя ко мне тянет, потому что мать твоя умерла, а я напоминаю её – возрастом, в конце концов… взглядом. А, главное, грудью. У меня шикарное вымя, правда?.. материнское… зовущее. Верни свои штаны на зад, малыш, и обуйся. Немедленно! Ты понял?
КОРЕНЕВ. Да. Но я вас всё равно полюбил, как женщину! Никому не отдам, от себя не отпущу. Я добьюсь тебя!
ВАЛЕРИЯ. Уйти бы, да брошь не нашлась. Да и торопиться ни к чему. Как считаете, Коренев, сколько мне осталось женских лет?
КОРЕНЕВ. Хотите, посчитаю?
ВАЛЕРИЯ. Хочу!
КОРЕНЕВ (изображает кукушку). Ку-ку, ку-ку…
ВАЛЕРИЯ. Ну-ну… надолго ли хватит.
Коренев кукует.
Кукуй, не торопись, держи дыхание ровнее, доверься старому лабуху.
КОРЕНЕВ. Ку-ку, ку-ку…
Входит Былянкин, с тубусом и дорожной сумкой.
БЫЛЯНКИН. Драмкружок? Репетиция? Обожаю театр!
ВАЛЕРИЯ. Кто вы?
БЫЛЯНКИН. Доброго здоровья, я – Былянкин. Я к Смирновым, к хозяевам, родственник. Бывший. Из провинции, с самых Крайних Северов почти что. Репетируйте, я по душе сам артист, в сторонке посижу, интересно же. Молодцы – Смирновы, не дали угаснуть очагу культуры! Под духовой оркестр можно жить. А пол тут надо перекрывать. В копеечку влетит, но надо. Смирновы здесь скоро будут?
КОРЕНЕВ. Нет! Не будут! Здесь будем мы, всегда! Нельзя врываться в помещение, предварительно не постучавшись!
БЫЛЯНКИН. Ты чего орёшь, малохольный?
ВАЛЕРИЯ. Смирновы, оба, на улице, возле духового оркестра, прошли, не увидели?
БЫЛЯНКИН. О, брошь! (Поднимает с пола брошь.)
КОРЕНЕВ. Это наша вещь!
БЫЛЯНКИН. Да что ж ты всё орёшь-то? По сопатке приспичило?
ВАЛЕРИЯ. Брошь моя.
БЫЛЯНКИН. Разберёмся.
КОРЕНЕВ. Отдай, тебе сказали.
БЫЛЯНКИН. Ну, ты, блин, нервный какой.
ВАЛЕРИЯ. Мужчины…
БЫЛЯНКИН. Я не мужчина, я Былянкин.
КОРЕНЕВ. Оно и видно.
БЫЛЯНКИН. В понятие «Былянкин» входит и понятие мужчина, составной частью. Ты понял?
КОРЕНЕВ. Убогий какой-то.
БЫЛЯНКИН. Женщина, прикажите этому глисту вернуться в родину или я его, ей-богу, сейчас туда вобью угрюмо.
ВАЛЕРИЯ. Вы что себе позволяете!?
КОРЕНЕВ и БЫЛЯНКИН (вместе). Вот именно.
ВАЛЕРИЯ. Оба!
БЫЛЯНКИН. А вы-то, чего шумите, дамочка? Здесь вам не лабаз, и не вы сидите в кассе.
КОРЕНЕВ. Да как ты смеешь хамить, сельпо! Ну, держись. (Встаёт в позу бойца – каратиста.)
БЫЛЯНКИН. Ногами будешь? Гляди, как бы трусы не обронились.
ВАЛЕРИЯ. Ребята, не надо.
БЫЛЯНКИН. Ну, чего паришься, опарыш? Налетай?
ВАЛЕРИЯ. Коренев, не смей! Былянкин, будь человеком, не задирайся!
БЫЛЯНКИН. А мы «на ты»? Нормально. Сообразим на троих или что?
КОРЕНЕВ. На троих – это как?
БЫЛЯНКИН. Вот и я не умею, предпочитаю тет-а-тет. Ферштейн?
КОРЕНЕВ. Всё, будем отпевать. (Наносит удар ногой.)
БЫЛЯНКИН (небрежно отбивает удар). Нехорошо, когда молокососы грубят старшим. Недостатки воспитания следует мочить на корню, а то, ишь, взяли моду на людей ногами махать.
КОРЕНЕВ. Вы, как отбили удар-то?
БЫЛЯНКИН. Что – удар, я ещё и голову могу отбить, каратист хренов.
ВАЛЕРИЯ. Господи, мальчики, немедленно прекратите!
КОРЕНЕВ. Ну, что, мужик, теперь по-взрослому?
БЫЛЯНКИН. Сопляк ещё, меня подначивать. Попробуй.
Коренев нападает на Былянкина, но тот, почти не сходя с места, отводит удары: карате против русского рукопашного боя.
КОРЕНЕВ (нападает). Рукопашка, что ли?
БЫЛЯНКИН (отбивает удар). Русский рукопашный бой.
КОРЕНЕВ. На! (Пробил защиту Былянкина.)
БЫЛЯНКИН. Ух, ты!
КОРЕНЕВ. На! (Опять пробил защиту Былянкина.)
БЫЛЯНКИН. Больно ведь.
КОРЕНЕВ. На! (Снова пробил защиту Былянкина.)
БЫЛЯНКИН. Наших бить!? Ну, ты дурной… (Даёт пощёчину.) Отступись, щенок, третьей пощёчины не будет.
КОРЕНЕВ. Ах, ты свинья…
ВАЛЕРИЯ. Прямо танцоры, а не драчуны.
КОРЕНЕВ (нападает). Таких, как Былянкин ни в один танцевальный зал не пустят.
БЫЛЯНКИН (отбивает удар). А мы туда и не ходим. (Даёт пощёчину.)
КОРЕНЕВ. Гад! Больно же!
БЫЛЯНКИН. Третьей не будет, помнишь?
КОРЕНЕВ. Аж горит всё! Всё, размажу! (Нападает.)
БЫЛЯНКИН (бьёт кулаком по голове Коренева). На.
Коренев упал на зад, сидит на полу с открытыми глазами.
ВАЛЕРИЯ. Это не смертельно?
БЫЛЯНКИНА. Ему даже не больно.
ВАЛЕРИЯ. А чего же он такой… задумчивый, что ли?
БЫЛЯНКИН. Ему просто изумительно, как это его так угораздило.
ВАЛЕРИЯ. Мужики, ну, почему надо сразу драться!?
БЫЛЯНКИН. Я много думал по поводу данной проблемы. И понял, если не уметь драться, то драки можно избежать, если есть мозги и язык без костей, то есть можно отбояриться как-то, выкрутиться. Но мозги же, с болтовнёй, надо успеть включить!
ВАЛЕРИЯ. Ну, вот из-за чего сыр-бор между вами? Вы даже незнакомы.
БЫЛЯНКИН. Как раз, чтобы познакомиться.
ВАЛЕРИЯ. А мне понравилось.
БЫЛЯНКИН. Красиво, правда?
ВАЛЕРИЯ. Русский рукопашный бой, говорите?
БЫЛЯНКИН. Да есть такое дело.
ВАЛЕРИЯ. Хорошо, что я русская. И вообще, меня гордость берёт! Теперь понятно, почему нам в рукопашную даже азиаты проигрывали. Всё, я теперь конченый патриот.
КОРЕНЕВ. Так я повержен!? Почему…
БЫЛЯНКИН. Потому, друг мой ситный, что все эти ваши «шаолини» основали беглые русские монахи. Куда ж тебе, сынку, против папочки.
ВАЛЕРИЯ. Да, Коренев, историю знать надо… бедолага. И здесь мы весь мир сделали! А брошь?
БЫЛЯНКИН. Нате. (Отдаёт брошь.)
ВАЛЕРИЯ. Коренев, репетиция окончена, вам – в гримуборную: в шкаф!
КОРЕНЕВ. Конечно-конечно. (Встаёт, уходит в шкаф, закрывается.)
ВАЛЕРИЯ. Как вас зовут?
БЫЛЯНКИН. И не спрашивайте.
ВАЛЕРИЯ. Уже спросила!
БЫЛЯНКИН. Меня без отчества редко, кто называет.
ВАЛЕРИЯ. Меня зовут: Валерия… как там? А, Валерия Макаровна.
БЫЛЯНКИН. Тоже забавно звучит. Старина. А я – Псой Артемьевич. Псой Артемьевич. Старший прапорщик по званию, старшина спортивной роты – по должности. Разочарованы?
ВАЛЕРИЯ. С чего бы, и зачем. А по вам не скажешь, что богатырь.
БЫЛЯНКИН. По вам на вскидку тоже не определишься, а приглядишься – эх! Как же от вас магнитом прёт! Вы не колдунья?
КОРЕНЕВ (выходит из шкафа, одет). Прёт ему. Всем прёт, всем.
ВАЛЕРИЯ. Обиделся…
БЫЛЯНКИН. Он первым начал. Что тут есть, в этом кабинете? (Ходит по кабинету, осматривается.)
КОРЕНЕВ. А меня зовут Андреем Ильичом. (Идёт к двери.)
ВАЛЕРИЯ. Коренев!
КОРЕНЕВ (на ходу). Что?
ВАЛЕРИЯ. Обернитесь, прошу вас!
КОРЕНЕВ (на ходу). Не буду.
ВАЛЕРИЯ. Приколите мне брошь! Я ношу брошь на груди, справа.
КОРЕНЕВ (на пороге, обернулся). На груди!?
ВАЛЕРИЯ. Где же ещё-то. (Протянула брошь Кореневу.)
КОРЕНЕВ (подходит к Валерии, взял брошь, пристраивается приколоть). А непросто приколоть…
ВАЛЕРИЯ. Не суетись, всё приколется.
БЫЛЯНКИН. Приколисты. Сосредоточься, паря, я не смотрю. (Открыл дверь, что рядом со шкафом.) О, горшок! Прошу прощения у дамы. (Уходит.)
ВАЛЕРИЯ. Давайте, я – сама, и пойду уже отсюда.
КОРЕНЕВ. Сейчас, переведу дыхание, и ещё раз попробуем, ладно?
ВАЛЕРИЯ. Что-то оркестра не слышно, не разбежались ли? Коренев, подсуетитесь, но только нежно!
КОРЕНЕВ. Нет там чёрного хода. (Старается пристегнуть брошь.)
ВАЛЕРИЯ. Ну, и что?
КОРЕНЕВ. А то, что, значит, вы тут, со Смирновым, чем-то занимались.
ВАЛЕРИЯ. Коренев, я действительно могла бы быть бабушкой, если бы стала матерью, так что, не понимаю, что вам от меня надо.
КОРЕНЕВ. Ага, бабушка, как же. Так я и поверил. Скажите лучше честно, что я вам не нравлюсь. А придумывать…
Хлопнула дверь. Входит Смирнов, с большим барабаном, к которому приторочены тарелки и колотушка.
СМИРНОВ. Какая прелесть! Уже щупаемся? Скоро свадьба, как я понимаю? Возьмёте гостем?
