ЗЕРНОВ. Похоже или да?
ГОЛОС. Да.
ЗЕРНОВ. В вытрезвитель её. Пятнадцать суток и – вон из города. Сам проследишь, понял?
ГОЛОС. Да.
ЗЕРНОВ. И денег не давать ни гроша! Потом начальник вытрезвителя пусть со мной свяжется. Вопросы?
ГОЛОС. Ясно. И второй… тут. Говорит, что по поводу валторны.
ЗЕРНОВ (после паузы). Что?
ГОЛОС. Валторну принёс, пожилой старик.
ЗЕРНОВ. Он потому и пожилой, что старик. (Пауза.)
ГОЛОС. Вот.
ЗЕРНОВ. Потому и старик, что пожилой. (Пауза.)
ГОЛОС. Да.
ЗЕРНОВ. Пусть войдёт. Иванов, насчёт суки потом доложишь.
ГОЛОС. Какой? А, понял.
ЗЕРНОВ. Иванов – ты, Иванов, и больше никто. (Выключает связь.) Валторну принёс. Что за крендель?
Стук в дверь.
Войдите.
Входит Попов, с футляром в руке.
ПОПОВ. Доброе утро, Роберт Николаевич, здравствуйте.
ЗЕРНОВ. Присаживайтесь.
ПОПОВ. Зачем. (Кладёт футляр на стул.) Здесь валторна, старинной работы, немецкая. Мундштуки «баховские». Смазана, начищена, как положено. И главное, примите соболезнование. Смерть сына – это… это. Всё. Прощайте. (Идёт на выход, взялся за ручку двери.)
ЗЕРНОВ. И всё?
ПОПОВ. А что ещё…
ЗЕРНОВ. Подарок, что ли?
ПОПОВ. Хотел бы продать, давно уже толкнул бы. И похуже времена бывали, так что.
ЗЕРНОВ. Алексей Пантелеймонович?
ПОПОВ. Надо же, запомнили.
ЗЕРНОВ. Не запомнил, а вспомнил. Травы-травы.
ПОПОВ. Я думал, охранник доложил, как звать.
ЗЕРНОВ. И не вспомнил, а не забывал. Алексей Пантелеймонович Попов – руководитель детского духового оркестра Дворца пионеров и школьников.
ПОПОВ. И не только детского.
ЗЕРНОВ. Травы-травы. И не только детского. Только я ходил всего год и во взрослый состав не просился.
ПОПОВ. А зря. Талант. Не в таланте только дело. Для валторны не всякие губы подходят. А дыхалка! Значит, узнал.
ЗЕРНОВ. Присаживайтесь.
ПОПОВ. Спасибо, пойду. Вы занятой человек…
ЗЕРНОВ. Всего год, и то не регулярно. А запомнили…
ПОПОВ. Всех благ.
ЗЕРНОВ. Постойте! Расскажите о себе-то хоть…
ПОПОВ. Доживаю.
ЗЕРНОВ. Один или как?
ПОПОВ. Вроде один, а вроде и нет. Не знаю.
ЗЕРНОВ. Позвольте помочь вам материально, Алексей…
ПОПОВ. Не смей, парень. Я не побираться пришёл. Я тебе инструмент принёс, как бы наследство… саму музыку! Засунь свою материальность в зад, Зернов, и не показывайся мне больше на глаза, пока я не сдох, понял!? Засранец. Там, в футляре, вечность! А он мне – бумагу для подтирки… с водяными знаками. Бред. Там женщина дожидается, а он со мной лясы точить собрался. Раньше надо было! Ты – валторнист, а не бухгалтер, понял? Там, в футляре, то, что старше меня в два раза, и будет быть ещё ого-го, сколько. Не поверите, Роберт Николаевич, помирать буду, вспомню тот звук, что вы выдали однажды, помните, когда мы ко Дню пионерии репетировали, в музыкальном театре? Чистый, долгий… волшебный, ох, какие обертона! Да пошёл ты. Хотя, знаешь, прикажи своим, чтоб посошок мне там, в предбаннике, организовали, а?
ЗЕРНОВ. Конечно.
ПОПОВ. Ну, живи.
ЗЕРНОВ. Вопрос! С чего вдруг?
ПОПОВ. А, да в газете прочитал статью о вас. Дай, думаю, сползаю…
ЗЕРНОВ. Статья обо мне!?
ПОПОВ. Не читали? У меня есть. Оставлю, мне уже не надо. (Вынимает из кармана газету, кладёт на стул.)
ЗЕРНОВ. Кто ж посмел-то…
ПОПОВ. Разберись, тут надо. И биография ваша так, как кто рядом стоял и записывал. Складно написано, литературно. Но как-то грязненько. Не люблю я эти времена. Ну, прощай.
ЗЕРНОВ. До свидания.
ПОПОВ. Да? Смотри сам. Буду рад встретиться. Роба, не забудь посошок, трубы горят. (Уходит.)
ЗЕРНОВ (по селектору). Охрана?
ГОЛОС. Да.
ЗЕРНОВ. Организуйте стол для Алексея Пантелеймоновича, ну, там, с собой упакуйте. Сообразите.
ГОЛОС. Хорошо.
ЗЕРНОВ. И адрес возьмите.
ГОЛОС. Хорошо.
ЗЕРНОВ. Да, пусть баба войдёт.
ГОЛОС. Так повязали её уже и увезли, как приказали…
ЗЕРНОВ. Ладно. Пусть начальник вытрезвителя со мной свяжется.
ГОЛОС. Уже сказано.
ЗЕРНОВ. Со стариком, чтоб нежно там у меня!
ГОЛОС ПОПОВА. Сам ты старик! И нежностей я не люблю.
ЗЕРНОВ. Всего доброго, Алексей Пантелемонович, до свидания.
ГОЛОС ПОПОВА. Привет.
ЗЕРНОВ (выключил связь). Травы-травы. (Открывает футляр, достаёт валторну – поглядывает в сторону стула, где лежит газета.) О, чёрт, не может быть! (Вынимает из футляра картонку.) Ясное дело: икона Святой Троицы. Прямо, как взбесились все, чтоб меня достать. (Бросает картону в футляр.) Ну-ка, ну-ка? (Вставляет мундштук, подносит валторну к губам, отставляет от себя, кладёт в футляр.) Не-а. Не выйдет. (Закрывает футляр, подходит к стулу у дверей, берёт газету.) С фотографией, блин. (Читает.) «Местный миллионер довёл до самоубийства собственного сына». Чтооооо!? (Задыхается.) Ааа…
Гаснет свет. Почти тут же свет включается.
ФРАГМЕНТ 8. Исповедальня. Икона Святой Троицы виднее всех. Настенный хронометр. Зернов.
ЗЕРНОВ (глядит на хронометр). Без двух двенадцать. (Глядит на икону Святой Троицы.) Ну, и что? Чего надо? (Подходит.) Чего? (Протягивает руку, пальцем стирает слезу.) Забрызгали. Ё-маё, ещё, что ли? (Стирает слезу.) Ох, ты ж, господи боже ты мой… ребята, вы чего, в натуре, плачете!? Нет, нет… нет! (Задыхается, падает на колени.) Я вынырну, нет! (Кричит.) Ааа! (Падает ниц.)
Гаснет свет. Почти тут же свет включается.
ФРАГМЕНТ 9. Осень. Деревенское кладбище. У могилы сидит Зернов. В зарослях, в него целится из снайперской винтовки человек в маске.
ЗЕРНОВ (не оборачивается). Постой стрелять! Слышишь? Успеешь стрельнуть, на деревенском кладбище, кто нам помешает разобраться, каждый со своим. Прошла минута, осталось – две. А там пуляй. И хрен с нами, с обоими.
Человек в маске опустил винтовку.
Опустил ружьё, что ли? Если опустил, спасибо. Но две минуты, не больше, ага? Не тяни. О, туманом потянуло… с речки. Ничего, не промахнёшься, ближе подойдёшь, если понадобиться. Но только две минуты!
Туман заволакивает Зернова и человека в маске.
Картина 2.
ФРАГМЕНТ 10. Лето. Холл в доме Швецова и Зернова. Входит Швецов, в спортивной одежде, с двумя парами боксёрских перчаток через плечо. Швецов сбросил перчатки на журнальный столик, взял почту, бегло просмотрел. Одну из газет выбрал, и, читая, идёт к бару, готовит коктейль. С улицы входит Зернов. Зернов замер, вперил взгляд в Швецова.
ШВЕЦОВ. Коктейль будешь? Или теперь ты исключительно чистый продукт предпочитаешь? Извини, самогон не держим. Лихой у тебя запой получился. А дела стоят. Нет, конечно, твой бухгалтер на месте и по смете всё проплачивает, как в аптеке. Но. Мы же не в аптеке трудимся, Зернов, согласись. И покуда не на зоне, где шаг в сторону – расстрел. Сколько всего выскакивает, выплывает, выруливает в процессе выборной кампании, тебе ли не знать. А без тебя, хоть тресни. Через неделю, между прочим, последний срок регистрации кандидатов. Вдруг кто непредвиденный? Тут надо быть в теме, в тонусе…. э, ты чего? Ты чего на меня уставился? О, да ты чёрный весь. Врача? Баню? А то в спортзал спустимся? Я с удовольствием тебя, хиляка, попрессую, бокс – отличный массаж для мужчины. Или ты всё ещё газуешь?
ЗЕРНОВ. Статья в газете – твоя работа.
ШВЕЦОВ. Мало ли статей, мало ли газет в моих руках. А, ты про ту, где насчёт миллионера, который довёл сына? Я-то при чём, привет борзописцам.
ЗЕРНОВ (вынимает из кармана газету, читает). «Пьяный отец, с собутыльниками, вывез, трепещущего от ужаса, сына и бросил в воду. Правда, прежде, ему с трудом удалось вырвать из мальчишечьих рук футляр с заветной валторной. А сын стал тонуть, по-настоящему. Отец это понял раньше всех и бросился в воду. Отец не сразу заметил, что мальчик ударился головой о борт катера. Вот, как бывает: отец спас сына от смерти, которую сам же ему и организовал. Не правда ли, наводит на размышления? Потом сын бежал от отца, проклиная, и оказался в нашем городе, где жил, с семьёй, брат его покойной матери. Дядя и направил его на финансовую стезю. И наш герой, Зернов Роберт Николаевич, с тех пор ходит с огромным шрамом на лице, ненавидит море и не играет на валторне. Он – подпольный миллионер. Человек, который как хочет, распоряжается нашими, с вами, дорогие читатели, деньгами».
ШВЕЦОВ. Коряво написано, правда? Повывелись стилисты.
ЗЕРНОВ. Кроме тебя и Витьки Ильина, это рассказать некому.
ШВЕЦОВ. Заело. Хорошо. А-то ты совсем распоясался. Меня унижать! Теперь ты понял, что стоишь не дороже меня? Я, говорит, навеки, а ты, говорит, временный. Мол, захочу – вышвырну на помойку.
ЗЕРНОВ (надевает боксёрские перчатки). Захочу – вышвырну.
ШВЕЦОВ. Не тронь! Это раритет!
ЗЕРНОВ. Это я купил. Это моё. И дом этот мой. И трусы твои на мои деньги куплены. Ты, мразь, мне войну объявил, что ли? (Подходит к Швецову.)
ШВЕЦОВ. Кто мразь!
ЗЕРНОВ. Надевай перчатки, слизняк, не-то…
ШВЕЦОВ. Угомонись, дохляк. В тебе центнер сала и ни грамма мышц, на кого ты прёшь, пёс шелудивый…
ЗЕРНОВ. Я тебе всё прощаю, друг, и первую сигарету, и первую водку, и первую шмару… потому что это была наша жизнь. Но то, что было до тебя – это моя жизнь. И никому не позволю лапать её. Бери перчатки.
ШВЕЦОВ. Да отвали ты…
ЗЕРНОВ. Не возьмёшь?
ШВЕЦОВ. И не подумаю.
Зернов ударил Швецова, тот отшатнулся.
Баба ты.
Зернов нанёс серию ударов, Швецов с трудом защищался. Зернов выдохся, опустил руки. Швецов ударил Зернова в челюсть, тот упал навзничь.
Вот так надо бить.
Швецов облил Зернова водой, тот очнулся. Швецов стащил перчатки с безвольных рук Зернова.
Хватит ребячиться. Заходи потом ко мне, извинимся друг перед другом, разопьём мировую и займёмся делами. Будем жить, как жили, Роба. У нас классная связка. (Забрал вторую пару перчаток, уходит.)
ЗЕРНОВ (поднялся, подошёл к бару, выпил коктейль Швецова). Вкусно. (По мобильному телефону.) Андрей, это я. Останови все платежи по Швецову. Что можешь вытащить обратно, тащи. Нет, у меня будет свой кандидат. Политтехнологи из Москвы на месте? Главного – ко мне, я буду через час. Никому ни слова. И дай там команду, чтобы приготовили мне загородный дом… для жизни, Андрей, для жизни. Всё. (Убирает телефон.) Нет, Серый, больше тебе никогда уже не будет вкусно.
