Рома. Чистота то какая. Комар носа не подточит! Как там Марья то, перед погибелью, сказала? Ах, да! Фирма веников не вяжет. Так то вот!
И то-ли Роме послышалось, а может и действительно, так всё и случилось…
Из кухни доносится протяжное пение…
Дывлюсь я на небо,
Тай думку гадаю:
Чому я нэ сокил,
Чому нэ литаю.
13
ДЗЫНЬ-ДЗЫНЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Рому передёргивает.
Дзынь-дзынь! Дзынь-дзынь! Дзынь-дзынь!
Стук в дверь. Сантехник! Откройте!
Рома резко открывает дверь, сантехник аж вздрагивает.
Рома. Ты то, какого припёрся!? А!!!
Сантехник. Я то конечно всё понимаю, но вы и меня поймите. (Отодвигает Рому, идёт в ванну. Рома за ним.) Мне тоже, может быть и побольше вашего, спать хочется. Однако, всякое старушьё названивает в три часа ночи, и толкует, что их, мол, топют. А что, нашему брату остаётся? А остаётся, нашему брату, вскакивать, бросив дела насущные. (Достаёт из грязной сумки бутылку самогона. Ставит на стиральную машину.) Давай, что встал? Тару то неси, не из горла же? Здесь как никак семсят градусов.
Рома уходит за тарой. Возвращается с двумя стаканами, забыв закрыть дверь на кухню.
Сантехник. Не боись, ща трубы проверю и распрощаемся.
Встаёт на колени заглядывает под ванну. Стучит гаечным ключом по трубам. Поднимается. Кладёт гаечный ключ на стиральную машину. Наполняет стаканы.
Сантехник. Бери. (Протягивает Роме.) Вот старушьё пошло! Поспать спокойно не даст. Я третьи сутки батрачу, и каждую ночь обязательно какая-нибудь из них позвонит, и как начнёт собирать, что трубу у соседей прорвало или там из унитаза дерьмо повалило. Я таких сразу распознаю. А что делать? Возьми не приди, так они на следующий день в ЖЭК припрутся и начнут начальству наворачивать. (Стучит указательным пальцем по батарее.) А начальство, то сам, поди, знаешь, махом премиальные засучит. С ним шутки плохи. Я смотрю ты парень толковый, а с толковым и выпить не грех. Ну, давай, вздрогнем. (Чокаются.) За советскую власть и дружбу народов! А, как те тостец? Впечатляет?
Выпивают. Рома ужасно морщиться, а сантехнику хоть бы хны.
Сантехник. Ну, я пошёл. Доброй ночи.
Кладёт самогон в сумку. Уходит.
Рома изо всех сил пытается не дать выпитому вылезти обратно. Остаётся в ванной. Еле-еле приходит в себя. Осматривается. Замечает гаечный ключ. Берёт его в правую руку, спешит в прихожую.
Рома. Эй, постойте. Вы ключик забыли.
Смотрит, что сантехника в прихожей нет, а дверь на кухню открыта.
Рома (жалостно). Ну куда тебя понесло? Куда?
Входит на кухню. Сантехник склонился над трупами, зачем-то их трогает.
Сантехник. Эй, молодёжь, вы это зря. Кто ж на холодном полу то спит? Простуди…
Удар гаечным ключом не даёт закончить сантехнику мысль.
Рома (вздыхает). Вот и распрощались.
Вытирает выступивший со лба пот. Смотрит на четырёх трупов, лежащих друг на друге.
Забавная получилась экспозиция. Остаётся дополнить последний штрих. И Рома делает это! Как мы помним у Ирины в судороге, или как там это называется? В общем, что-то, ни знаю что, подняло её руки вверх, к потолку. Так она и лежит. С поднятыми руками. Все остальные на ней. Рома протирает гаечный ключ своей, вернее Марьиной футболкой, и вкладывает его в Иринину руку. Футболка в крови.
Рома. Ну вот и всё. (Пауза.) Пойду-ка я спать. Время то позднее.
Покидает богом забытую квартиру, так и не сменив Марьину футболку на свою.
14
Рома открывает дверь в свою квартиру, расположенную по соседству.
Входит. А на пороге его встрёчает Маша. Стоит такая, вся возмущённая. Руки в боки. Постукивает по линолеуму носочком в розовом тапочке. Выбегает Джессика, сумасошедше мяуча, ударяется об входную дверь. Падает. Не встаёт.
Маша. И где это мы интересно шляемся?! Дорогой ты мой, ненаглядный, а!!! Что это мы молчим? От тебя пойлом несёт за километры! Где успел налакаться?!
Рома. Маш, а может завтра потолкуем? Мне спать дико хочется. Пропусти, я пойду вздремну. Мне через три часа вставать на работу. Давай завтра, хорошо? Ну вот и славно…
Маша толкает Рому. Толкает и толкает…
Маша. Пришёл такой, хороший весь! Что за футболка на тебе? Где взял?! Спал с кем-то?! Да!? Спал?!!! Ах ты подонок! Я на третьем месяце, а он значит по бабам! По бабам, да!?
Рома. В том то и дело, что нет. Поэтому и хочу поспать чуток. Пошли, а? Утро вечера мудренее. Проснёмся и всё обсудим, ладненько? Ну, всё Машенька, успокойся…
Маша. Какая я тебе Машенька! Мне нечего с тобой обсуждать, с проституткой!!! Пшёл вон! Катись к своим тёлкам! Катись!!!
Маша замахивается на Рому, однако, Рома уворачивается, блокировав удар, и правым хуком впечатывает Маше по лицу. Маша падает. Притворившись, что потеряла сознание. Рома переступает Машу и идёт спать. Устал парень. Ой, устал.
Заходит в комнату. Включает свет. Возвращается в прихожую. Переступает Машу. Берёт на руки кошку.
Рома. Опять ушиблась, бедненькая моя, бедная Джеси. Давай я тебя на ручках на кроватку отнесу. Ну, Джеси, не плачь, всё хорошо будет, что ты в самом деле? Все же хорошо, правда, да? Джеси, миленькая, ну что ты…
День завтрашний
15
Вечер, половина шестого.
Во дворе у Ромы полно машин. В основном Милиция и скорая помощь. Куча людей толпятся и смотрят, что же такое происходит. Всегда же интересно, наблюдать и судачить по поводу бытовухи. Особенно оживлены старушки, им же больше всех надо. Так ведь?
Горсть старушек (в один голос). Давай, Кузьминишна, сплетничай. Как там всё было, рассказывай. Из первых уст. Из первых уст. Что там в тридцать четвёртой то такое приключилось? Рассказывай, не томи.
Кузьминишна. Я, вобщем, позавчера банки с огурцами весь день закатывала. Вымоталась, как ни знаю что. У меня же парник, хлеще, чем у Ванчиновой плодоносит, огурцы с каждого куста вёдрами таскай не перетаскаешь…
Горсть старушек. Ты давай ближе. Ближе к делу. Рассказывай, не томи. Не томи. Про тридцать четвёртую…
Кузьминишна. Я и говорю, говорю. Чтож вы меня девочки перебиваете на полуслове. Не стыдно вам? Нет? Так вот. Банки значит, я с огурцами закатываю. А их подлецов, знаете сколько? Ой, не пересчитать, не счесть. Могу семян к следующему урожаю. Кому надо обращайтесь. Вот значит, закатала я эти банки. Не все. Ой не все. С дюжину ещё осталось. С чёртову дюжину, не мене. И лягла такая спать. Всё вроде, ляжу такая – засыпаю. Ещё сон такой грезится жуткий прижуткий про птичье гнездо. И там ни какой-нибудь синички – побрякушки, а самой настоящей иволги. Знаете иволгу то? Сказанье ещё есть древнее, мне моя прабабка рассказывала. Когда я во время войны отказывалась, есть траву, что росла у нас вогороде. Голод же был, знаете, небось, как туго с провизией то приходилось. Так вот она брала меня. Садила на колени и давай мне так ласково на ушко нашёптывать предание дней минувших, поглаживая меня по головке. Так я как дослушаю про иволгино гнездо ни то что до середины, а так даже самое начало. Как вскачу с колен моей прабабки, и тогда я ни траву, а даже коровьи лепёшки ела, за милу душу. Лишь бы про гнездо иволги не слушать.
Горсть старушек. Да чтож ты нам про своё гнездо иволги зубы заговариваешь?! Мы этой историей уже напичканы. С твоей помощью, да, по самое не хочу. Ты нам лучше про тридцать четвёртую. Про тридцать четвёртую квартиру расскажи. Давай рассказывай.
Кузьминишна (обиженным голосом). Идите вы. Ну затопили они меня позавчера. Затопили. Я сама сперва сходила, там милок ещё такой воспитанный, прям офицер. Чайку с сахарком звал попить, но я отказалась. Неудобно как-то было. В одной ночнушке, перед кавалером. Опозжа сантехника вызвала. Он там трубы проверял. В ЖЭК вчера ходила, спрашивала как там чего, дознавалась. А сегодня утром захожу на кухню то свою. Глянь на потолок. А он весь красный какой-то. Я присмотрелась. А там кровь. На пол капает. На банки мои с огурцами. Вот и позвонила куда следует.
Горсть старушек (в один голос). Ой, ты батюшки свят, батюшки свят.
Появляется Рома.
Старается пройти незамеченным. У него это получается. Прячет глаза. Подходит к подъезду. Роется в карманах в поисках ключа. Находит. Роняет. Поднимает. Засовывает в замок. Берётся за дверную ручку…
И тут дверь резко распахивается! Бьёт Рому. Рома падает в грязь. Появляются двое с носилками, накрытыми белой простынёй. Рома, лёжа в грязи, смотрит. Как они идут к машине скорой помощи. И тут из под белой простыни выпадает, вернее, оголяется – рука, сжимающая гаечный ключ. Рома смотрит, как гаечный ключ волочится по асфальту.
Рома. Иринка пошла. (Пауза.) Не к добру.
Гаечный ключ падает на асфальт.
Рома вскакивает. Подбирает орудие убийства. Вбегает в подъезд. И пока он поднимается по веренице лестниц, на встречу ему проносят ещё трое носилок. Рома со всеми приветливо здоровается и не менее приветливо прощается.
16
Площадка пятого этажа. Туда-сюда снуют люди, одетые кто в штатское, а кто в униформу.
Рома, пытаясь их не замечать, проходит к своей двери.
Незнакомец в штатском. Разрешите.
Рома. Раз… решаю
Незнакомец. А вы тут живёте или так любопытствуете?
Рома. Любо… что? Нет что вы. Вы тут ходите, я вам мешать ни… шмыг к себе и… нет меня.
Незнакомец (достаёт корочки) Так. Значит живёте. (Пауза.) А я, не побоюсь этого слова, старший следователь внутренних дел Трофим Константинович Тарантута.
Рома. Роман Александрович Г… Г… Гуревич.
Тарантута (задумчиво). Приятно, приятно… (резко, на одном дыхании) Где был, с двадцать седьмого на тридцать первое, а? Гуревич? Знакомая у тебя фамилия. Это не ты, случаем, мокрушничил под Череповцом? В девяносто девятом, возле железной дороги, ближе к станции «Алабуши», напротив гастронома, тот, что правее памятника Ленину, Леониду Ильичу, отцу революции? Рррррравняясь! На первый второй расчитайсь!
Рома (помолчав). Я…
Тарантута (хлопает в ладоши). Так и знал!
Рома. Я… что ты несёшь?!
Тарантута (всё также на одном). А в деле «Мёртвой припарки», что проходило под покровительством ФБР, лично курирующего, данную операцию, спец-агента Фокса Маузера, а?!!! Отвечай!
Подходит мент с погонами старшего лейтенанта.
