ЗОЯ. Какая воинствующая пошлость.
КСЕНИЯ. Хо-хо, небушко – это она-то!
ЗОЯ. Взобрался, а как обратно, когда руки отбиты, ноги оторваны?
КСЕНИЯ. Сложит крылья и камнем, вниз, лебедем. Кончай базарить, бабы, нолито – выпито. Ну, будем. Закусим плавлеными сырками из дежурного кармана пальто. Прошу.
Три дамы выпивают.
АКИМОВ (по телефону). Алё, алё. Да! Я. Кончай жевать сопли, говори коротко и ясно. Так и осталось четыре процента разницы? Как же вы не смогли закидать бюллетенями такой пустяк? Сработала кремлёвская команда офицеров? Обеспечили, значит, честный подсчёт голосов… псы. Волкодавы? Вы там себя волками, что ли, числите, шакалы! Ах, фамилия такая у главного вояки. Надо же, генерал Волкодав. Меня в штаб не приглашали. Да, у меня – любовь, у вас – гнилые амбиции, а гореть, медленно и торжественно, будем скопом. Что – вождь, как? Пьян? Ах, он ещё и плачет. Что-что приговаривает: предатели? Вождь, как всегда, прав. Да, я подъеду, пусть отмокнет. Отсыпайся, у меня тоже была бессонная ночь, всё. (Положил трубку.) Все – вон.
ЗОЯ. Вы не смеете, даже заикаться грубо.
КСЕНИЯ. Возмездие, девка, возмездие.
НАТАЛИЯ. Идёмте, летать из окон меня не обучали. Благодарствуйте за хлеб-соль. С первым днём Поста! (Выталкивает за дверь Зою и Ксению.)
ЗОЯ. Прощай, господин Ничто. Аркадий, поверь, ты труп.
КСЕНИЯ. Тебе будет больно неимоверно долго. Привет! (Уходит, с Зоей и Наталией.)
ЕЛЕНА. И – тишина.
АКИМОВ. В детстве довелось мне попасть на колядки в Украине. В хату ввалились ряженые в харях – в масках. Мои бывшие дамы из той оперы, не находишь? Только хари – не на лицах, а вместо лиц. И я – изготовитель харь.
ЕЛЕНА. Результаты выборов – катастрофа?
АКИМОВ. Небушко моё!
ЕЛЕНА. Не обращайся ко мне этим мерзким прозвищем! Катастрофа?
АКИМОВ. Конец одного предмета есть начало другому. Мне – каюк, как ни крути. Не поверишь: есть, за что. Судя по раскладу, одна дорога – на нары.
ЕЛЕНА. Мне тоже. Сегодня ровно месяц нашим первым объятиям. Мёд выпит. До дна. Не обессудь. После Поста встретимся. Через сорок дней. Мы снова встретимся, спустя «сороковины». Я сама найду тебя пятого мая. Без объяснений! Мужчина, брось бабу на время, женщина просит, и – всё. Поди в прошлое, Акимов, в прошлое, вон! (Глядит в окно.) От солнца – жар, от снега – холод, весна взошла на Севера, и по любови новой голод снедает всех: кто стар, кто молод. И злые дворники – ветра сметают крохи со двора.
АКИМОВ. Проигравший Акимов тебе не нужен. Тьфу, какая банальная история. Хорошо, ухожу, не люблю сцен. Мелодрама – не мой калибр.
ЕЛЕНА. Разгоняет ветер тучи, а покуда разгоняет, дуру душу смутой мучит и тревоги навывает.
АКИМОВ (одевает верхнюю одежду, обувается). Мужчина, как мужчина, был тебе в тягость, правда, Лена? Правда. Я понимал и напивался объятиями всякий раз, как в последний. Ты – небо, я – кратковременные осадки. (Взял с полки варежки.) К следующей зиме рукавицы придутся кстати. (Швырнул варежки под ноги Елене.) Прощай. Спасибо… спасибо, спасибо. (Уходит.)
ЕЛЕНА. А радость была, Акимов. (Подняла варежки.) И будет! Будет… будет. И я буду! Буду… буду.
СЦЕНА 5. Ещё сорок дней спустя. Квартира Акимова. Акимов – на террасе, у компьютера, играет в компьютерную игру, со звуком на полную громкость. Входит Зоя.
ЗОЯ. Аркадий, это – я. Что за стрельба? (Заглядывает в монитор компьютера через плечо Акимова.) Играешь в «лайнс»! Примитив. Акимов и компьютер – чудеса. Хорошо весной на крыше. Иметь жилище с террасой – это, всё-таки, круто. Убавь звук, надо поговорить. Я пришла предложить сделку. Слышишь? Недавно ты был обаятельным ворчуном, а теперь – хам. Его не взволновало даже появление постороннего человека, как будто здесь не его запертый дом, а его приёмная. Умри, Аркадий, сделка имеет ввиду твою Елену. Да выруби ты звук! Соображаете вы, Аркадий Павлович Акимов! Звонят?
Звонок в дверь.
Я открою. Оставь компьютер, Аркадий, видел бы ты свои глаза, они ж у тебя страшнее рыбьих – на сковородке. (Открывает дверь.)
Входит Наталия.
НАТАЛИЯ. Опять – ты, Зоинька, везде – ты. В телевизорах, в газетах, при делах, при кормушке… в довольствии на довольствии. А Ксюха-то, Ксюха! Её место у плиты, а она – в правительстве, да повыше тебя, Акимов. Играй, играй, немилящее дитя новой власти, что ещё-то остаётся лишенцу. Да здравствуют дилетанты? Плебеи бесчинствуют во дворцах! За что боролись? Гонорар за родительство, немилящий, где? Опять нет? Ничего, сегодня я высижу до гроша, не уйду. (Садится в кресло, закрывает глаза.) Мне без денег уйти некуда. В суд подам! Радость газетчиков – тема: бывший бонза укрывается от алиментов…
ЗОЯ. И уснула. Как всегда. Лицо во сне страшное. Милая Наталия, как его угораздило на тебе жениться. Вы, Аркадий Павлович, представьте Елену на нарах. Дело далече зашло. Сегодня – пятое мая, ты ждёшь её уже сорок дней. Ключи от квартиры я взяла у неё. В «кутузке» – она! Судя по обстановке, истово отстаивал Великий Пост, иконостас появился, свечей поленица. Перестань грохотать, не играй уже!
НАТАЛИЯ. Ксения – в доле?
ЗОЯ. Ты не спишь?
НАТАЛИЯ. Выспалась.
ЗОЯ. Сны всё короче, страхи всё страшнее?
НАТАЛИЯ. Попей с моё. Ксения, спрашиваю, в доле?
ЗОЯ. Ещё чего! Это – мой семейный бизнес.
НАТАЛИЯ. С немилящим уродом? Выкладывай, здесь все свои.
ЗОЯ. Ради бога, теперь мы с моим супругом ничего и никого не боимся, теперь другие пусть боятся нас. Мой муж – не урод, я попрошу! Предлагается полное освобождение, с вручением подлинника уголовного дела. Вот цена. (Показывает ладонь Акимову.)
НАТАЛИЯ. Как дети, фломастером – на ладошке и это – новая власть?
ЗОЯ. Ничего, дайте время – постареем и мы.
НАТАЛИЯ. Кто ж вам даст дожить до старости, правда, Какаша, вы ж ведь, бывшие, отомстите, да? Я вам помогу. На чём поворожить? На руке. (Подскочила). А я подглядела! (Взяла Зою за руку.) Держи руку соответственно ситуации, не как для поцелуя. Сколько-сколько? Ну, вы ломите! А хари не треснут? (Бросила руку Зои.) Дайте выпить, нелюди!
ЗОЯ. Цена обжалованию не подлежит. Перестань играть, Акимов, я сказала!
НАТАЛИЯ. Какаша, дай выпить, ради всего святого, дай выпить!
ЗОЯ. Не разумнее ли заплатить за любовь, чем отстегнуть заначку некоей ватаге шелудивых домушников, или дружине юных наркоманов. Организовать? Что предпочитаешь, ограбление квартиры с крушением обстановки или аккуратность? Или с тяжкими телесными повреждениями? Об Еленке т не заикаюсь, ей хана.
НАТАЛИЯ. Она угрожает? Какаша, нам угрожают уроды! Убей её, Аркадий, убей. И дай мне выпить!
ЗОЯ (идёт к бару, достаёт водку и рюмки). Наташенька, золотко, как же ты устала. (Наполнила рюмку, подаёт Наталии.) Вот, выпей, не стесняйся, плещи, сколько надо, чужого не жаль. Сын-то ваш где?
НАТАЛИЯ. Грязные намёки, немилящая! (Принимает рюмку.) Спасибо за хлопоты. Только троньте мне ребёнка, я вашу шайку по кускам разнесу. С Богом. (Выпивает.)
АКИМОВ (не переставая играть). Мне ничего и никого не жаль. Вы можете перебить всю мою родню и всех знакомых, можете и с моим туловищем делать всё, что вздумается, мне искренне плевать на жизнь в шайке мародёров – это я о человечестве.
НАТАЛИЯ. Верно. Люди – пьянь, ворьё и бестолковщина. Закуски не надо, я – лимончиком, из бара. (Забирается в бар чуть не всем телом, отпивает по глотку изо всего.)
АКИМОВ (оставил игру). Есть Бог, Ему решать, а наш удел – обслуживать выписанные Им счета. Но вы не в силах осознать то, что я сейчас произнёс, вы хихикаете, когда с вами заговаривают о Страшном Суде, а я по Нему уже печалуюсь, вот разница между нами. Я заплачу тебе, Зоя, чтобы под благовидным предлогом избавиться от части денег, они неправедны по происхождению, деньги – это истинная бесовщина. Не надо таращить очи, любезная, я вменяем, даже более чем, просто искренен со своими, ведь здесь все свои, и вокруг, и во всём свете свои. За сим, документы на бочку, а узницу Елену – сюда. Мне есть, за что расплачиваться, это верно.
ЗОЯ. Умри, Аркадий, что ты несёшь? Ты что, действительно постился, по-честному? Сказалось. Ахинея какая. Впрочем, ты меня уже не тревожишь, наваждение прошло, обаяние твоё иссякло… и на гуманизм сил нет.
АКИМОВ. Плачу акциями. Номинал соответствует требуемой сумме, ликвидность же превысит стоимость в несколько раз. И провалитесь вы в ад.
ЗОЯ. Я посоветуюсь, ваш лифт хорош, можно без помех говорить по «трубе». Через пять минут она, твоя дама, будет здесь, готовь отступные.
НАТАЛИЯ. Ленка внизу, в машине, да?
АКИМОВ. К сведению покупателей, брать меня на горло или за него не рекомендуется… прочь! От греха.
ЗОЯ. Нам известно, Аркадий Павлович, что вы – под защитой хозяев нашего региона, покуда. Но жало ваше вырвано! Я – скоро, мы доставим вам вашу сердечную радость.
АКИМОВ. Никаких «мы»! Не позволю топтать мне пол, и одной пары твоих копыт – лишнего, вообще я не переношу скотского запаха. Одна придёшь с ней, тебя перетерплю, в прошлом к тебе притерпелся. Сказано – сделано. Да ключи от моей квартиры оставьте!
ЗОЯ. Вы изменились. Прошу. Добро, доставлю лично. Я пошла. (Уходит.)
НАТАЛИЯ. Пошла, ещё как пошла, воинствующе пошла! Мещанка!
Входит Ксения.
Ксения!? И откуда – из спальни! Пригрелась-таки, начальница. И ведь прячется ещё от своих, разве у нашей компашки есть тайны друг от друга? Чёрт возьми, похоже, женскому нашему содружеству – конец.
КСЕНИЯ. Акции – слишком серьёзная такса, не достаточно ли номинала в дензнаках? Акимов, это же состояние! Ты знаешь, мне ничего не стоит развернуть историю, как надо.
АКИМОВ (вынув из сейфа свёрток). Оставь. Не то я так развернусь!
НАТАЛИЯ. Ого, свёрточек! Какаша, моих законных двадцать пять процентов отсюда – это сколько?
КСЕНИЯ. Аркадий, выйдем, поговорим. (На пороге.) Мне холодно на крыше.
АКИМОВ. Наташа, открой жулью, и не воруй из бумаг, тебе их не реализовать. Ясно?
КСЕНИЯ. Ау, Акимов, где ты? Идём. (Уходит с Акимовым.)
