МИСТАГОГ. Любовь! Любовь? Любовь. К делу? Как радостно приветствуют принцессу песни твои. Отчего бы тебе, бард, не жениться? Раньше ты повелевал городом, теперь ты можешь стать государем, каково!
АНЁРЕН. Не смеши. Чего хочешь на самом деле?
МИСТАГОГ. Переходи на сторону Христиана. И война кончится.
АНЁРЕН. Ничего не поделаешь, смертельные забавы только еще и веселят современников.
МИСТАГОГ. Бешеный – в сторонке? От тебя, Анёрен, зависит исход войны. Если ты не примешь одну из сторон, баталий будет не счесть. В гражданских войнах главное – на чьей стороне штандарт патриотизма, а гербом бретона всегда были барды, тем более такого ранга, как ты, штандарт и герб – одновременно!
АНЁРЕН. Зря римляне извели наш клан, при толковой постановке дела все могло бы быть мирно, коли столь могуча военная машина, что смогла победить великих воинов – бретонов, можно было бы вести себя великодушнее. Хотя, будь они великодушны, как ты да я, не быть машине войны столь могучей. Там, где царит душа, нет места кровожадности, войне нет места среди приличных людей.
МИСТАГОГ. Пора остановить бойню, бард!
АНЁРЕН. И те – бретоны, и те. Там – дети, там – отцы. Братья: и там и там. А Лайдак, пожалуй, был прав, когда не пришел на битву при Кальтраёзе, а? Я был неправ, когда всё же взялся за оружие и убивал врагов. Врагов? Не разумнее ли было убить себя. Кто более враг себе, как не сам? Жаль, погиб Лайдак. Небось, не без твоих услуг Брита стала полководцем? Ты был там, знаю. А всё – мой нрав! Бешеный и есть бешеный. Не ухмыляйся, теперь я не горжусь этой кличкой, теперь я не пёс войны, но старая дрессированная собака, которой охранять разве что овец от самого себя.
МИСТАГОГ. Сюда идёт король.
Входит Христиан.
АНЁРЕН. Ах, ты – лис! Как дал бы в лоб, интриган! Привет, король. Принцесса, твой батюшка пожаловал, иди сюда! Долго шёл за дочерью, Христиан, спасибо, что пришёл, избавлюсь от обузы. А ты хорош: помог тирлич, исцелил. Добро ходить без маски?
ХРИСТИАН. Здравствуй, бард.
АНЁРЕН. Надо же, как пикантно, король – истребитель бардов говорит последнему, оставшемуся в живых, не что-нибудь, но «здравствуй»! Привет, король. А вот и Туга.
Входит Туга.
ХРИСТИАН. Туга! Доченька!
ТУГА. Папа! Прости, папа, Анёрен мне господин и без его приказа я не могу ни говорить, ни поступать, ни действовать.
АНЁРЕН. Обнимись и поцелуйся – отец же! Вот так. Хорошо – семья.
МИСТАГОГ. Ваше Величество, вы отказались бы назвать сыном великого Анёрена?
АНЁРЕН. Он ещё и сват! Да король мне в правнуки годится! Бретону быть зятем христианина! Я сейчас кому-то точно башню разможжу.
ХРИСТИАН. Успокойся, Бешеный, никто никого насильно не женит. Правда, Туга?
ТУГА. А как иначе управиться с этим мужиком?
ХРИСТИАН. Анёрен, мне трудно говорить. Попробую. Выслушай. Я успел многое передумать, лежа в отваре тирлича. Сам я, лично, не могу остановить войну, а надо бы! Голод, разруха в родном крае. Пора, пора заняться созиданием, друг мой. Я уступил бы трон противнику, когда бы то не была Брита, она же Оррер и Углан – палач и шут. Ни тому, ни другому не можно быть на троне. И сын её, Фантош… единожды ударивший в спину, никогда уже не сможет быть благородным ратником, и навсегда останется подлым убийцей. Не потому, что так устроен Фантош, а потому, что так устроена человеческая природа: познав, что цели можно добиться, не рискуя собственной жизнью, он так и станет решать свои личные проблемы, не в честном поединке, но исподтишка, в спину.
МИСТАГОГ. Король прекрасно знаком с твоим творчеством, Анёрен, узнаёшь, как много мыслей почерпнуто им из твоих последних песен?
АНЁРЕН. Знаю, Христиан, идеальный выход для всех: мне жениться на Туга и если бы не возраст, я сам того хотел бы.
ТУГА. Анёрен, господин мой! Так, только так, никак иначе!
АНЁРЕН. Постой, дай договорить, королевна! Что делать мне с моим бретонством? Как я, бард, могу отступиться от своих братьев по крови, ведь я один из тех, кто много лет назад начал эту войну, я! И даже сам поднял оружие, нарушив все мыслимые и немыслимые законы. Меня сочтут не мудрецом, король, нет-нет, предателем! Прирученной собачкой, жрущей из рук собачника, и дерущегося за добавку со свиньями и прочим домашним скотом. Конечно, принять твою сторону, Христиан, и более того – кельту поступить на службу христианскому королю, хоть принцем, будь проклят мой возраст, хоть приживалом – это решение проблемы в Отечестве, потому как я – это песни Бретонии моей, а песни – суть нации. И народ смирится. Так и должно быть народу: смиренным, богобоязненным, заботливым о благе и добре. Дабы строить, а не крушить.
МИСТАГОГ. Ты рассудил, великий бард!
АНЁРЕН. Да. Быть кельтом просто, бретоном – невыносимо. Я рассудил, друид. Иди к отцу, принцесса, и все – прочь. Я останусь с моими песнями, чтобы наблюдать с вершины завтрашнюю битву в ущелье, где так мила уютная долина, как постель для новобрачных, когда бретон ждёт невесту-войну.
МИСТАГОГ. Нет, музыкантишка, будет так, как я хочу! Патриот? Ты – не патриот. Ты суетишься за себя, паршивец, а я болею за Родину и за неё, родимую, умру.
Входят Фантош и Брита.
ФАНТОШ. Сию секунду. Попал! Прекрасный арбалет.
МИСТАГОГ. В спину! Снова – в спину, что за люди, что за времена! (Исчезает.)
БРИТА. Молодец, сынок! Любопытно, как долго будет катиться Мистагогово тело с кручи? И ведь ничего не произошло: земля не разверзлась, небо не обрушилось. А казалось бы – священник, жрец! Лжец. Я, правда, уже отрубала голову этому фокуснику. Ладно, не будет смутьяна хотя бы мгновение – уже фора. Убрали интригана.
ФАНТОШ. Как просто, мама, кончить верхушку, нет власти и нет войны.
ХРИСТИАН. Известное дело: палач. Оррер!
ФАНТОШ. Не нервируй маму, король, с ней шутить опасно.
ХРИСТИАН. Известное дело: шут. Углан!
БРИТА. Молчишь, Анёрен? Правильно, молчи, за тебя говорят песни. А за нас не скажет никто и ничто, кроме нас самих, причём при жизни.
АНЁРЕН. Пришли покончить с королем или родаться с властью?
ФАНТОШ. Пусть сами выбирают, правда, мама?
ХРИСТИАН. Подонки не могут быть королями. Наоборот – это сколько угодно, но чтобы вот так: в спину первосвященника, мечом – в спину принцессе! Нет, мальчик, так государями не становятся, так становятся государственными преступниками. Отбрось арбалет, принц скотного двора, и на мечах, в открытом поединке, отстаивай достоинство и жизнь, а жизнь для королей она всегда на дальнем плане. Вот мой меч.
БРИТА. Не смей, Фантош! На благородстве долго не протянешь. Не глупи.
ФАНТОШ. Ну, нет, мамаша, Оррер-Углан-Брита, я сын барона, сам барон! Меня ты держишь за скотину!? Дерись, собака римская! Вот мой меч.
БРИТА. Я помогу, сынок! А вот и мой меч, меч Оррера!
ТУГА. Вот меч принцессы! На этот раз, мерзавцы, в спину – не выйдет!
АНЁРЕН. Остановитесь! Стойте все! Коль вы на самом деле ратуете за Бретонию, за великую религию кельтов, то знайте: барда ослушаться нельзя. Брита, убери меч и прикажи Фантошу сделать то же. И вы, государи, вложите меч в ножны.
ГОЛОСА. Отец! Анёрен! Отец!
АНЁРЕН. Что? Кого резать, меня!? Ты, шавка, палач… шут! Спасибо, Туга, что защитила спину мою от моих земляков. Отдай-ка меч, Христиан, постой в сторонке, да не держись ты за меч, держись за голову и не мешай подданным за дело государства постоять.
ФАНТОШ. Я поднял руку на друида, помашусь и с бардом, всё одно не миновать проклятия. Прочь, мама! Анёрен, к бою.
АНЁРЕН. Обнаглели вы, ребята, я научу вас законы любить! К бою. Вперёд. Э, да ты, малыш, пригоден лишь для убийств, никак не для поединка. Пресно дерёшься. Пока я тут скучаю, королевна, прикажи песням моим исполнить что-нибудь весёленькое, а-то помру в печали. Фантош, снимай штаны, я выпорю тебя ремнём, поставлю в угол на колени, постоишь на горохе, одумаешься, покаешься и разойдёмся миром. Не хочешь? Продолжим. Туга, ещё скажи им, что песням моим предписывается непременно служить государю Бретонии! Не разбойникам же, в самом деле, не шпане. И чтобы крикнули во всю единую музыкальную глотку: Да здравствует государь, Родина и… кого ещё сюда присовокупить… Бог любит троицу? Ах, да, скажи, чтобы отныне они провозгласили: Да здравствует Господь, государь и Родина! Ступай-ступай, не волнуйся, девочка моя, я вижу Бриту, ей не удастся ударить в спину барда, ступай. Да чтоб я точно слышал новый лозунг моих землян!
ТУГА. Я скоро обернусь. (Уходит.)
ХРИСТИАН. Ах, как она переменилась.
ФАНТОШ. Постарела, да? С кем поведёшься.
БРИТА. Молчи, сынок, не трать силы!
АНЁРЕН. Фантош, осторожнее, малый, не споткнись. Фантош, там – пропасть, хотя внизу и чудная лужайка, но если падать с данной высоты, то нечему уж станет наслаждаться – разобьёшься, мальчик. Не беспокойтесь, Ваше Величество, чем ни закончилась бы наша беседа с лайдаковой семейкой, истории уже не обратить ни вспять, ни вкривь, ни вкось – друид изрядно потрудился подстраховать течение событий. Мистагог, я понял твою идею, я с ней согласен, Мистагог. Теперь песни мои на твоей стороне, а это, государь, победа. Песни бессмертны и всегда в силе, меч может сломаться, зазубриться, в конце концов, на меч управа найдётся всегда, или придумают оружие совершеннее. Но никто не придумает силы, что победила бы песню, где музыка и слово, и голос человеческий сливаются в божество. А если не забывать, что ничего на этом свете без Бога и веры в Него не бывает, то кто же может сладить с бардом да ещё и с Бешеным? Осторожнее, Фантош, прошу не дёргаться, упадёшь ведь. А так, извинился бы и вся недолга, а? Не хочешь? Дыхание уже сбил, слова сказать не в силах, эх, ты, аника-воин.
ГОЛОСА. Да здравствует Господь, государь и Родина!
БРИТА. Анёрен! Детоубийца!
АНЁРЕН. Ура, повеселее отбиваться от двоих. Я – детоубийца? Неправда, у меня детей нет, а это дитя – твоё, и сколько людей твоё дитятко уже прикончило? Так я продолжу о песнях. Ремеслу стихосложения и музыкальной грамоте обучиться несложно, но есть секреты, что отличают барда… он оступился!
ФАНТОШ. Мама! Мамочка! Ма-ма! (Исчезает.)
