МИСТАГОГ. Мне было принципиально лишиться тела – земного узилища, дабы душа освободилась и могла бы говорить с тобой, Христиан. Я, как друид, поклялся не говорить с христианами и сдержал слово, и останусь свят для кельтов. Как бы кто меня ни клеймил, истина ясна, хотя бы и прояснится спустя века. Душа бессмертна, но она отходит к Богу, и только дух остается и бродит по земле, уже не признавая границ, отрицая государство, как самую неудачную из негодных человеческих идей. Чтобы скорее оно отмерло, отпало, как хвост ящерицы, а сама ящерица издохла, государственность надо всемерно укреплять и насыщать, и насытить так, чтоб лопнула и разлетелась по закату мерзкая сыть! Потом наступит свобода. Искренняя свобода! Твоя болезнь неизлечима, государь, и тебе уже не иметь наследников в этой жизни, но хворобу можно залечить, загнать в нору настолько, что перестанешь помнить о ней, живущей в тебе. Вот тирлич, целебная трава из леса Анёрена, её только-только доставили. То принцесса собрала тирлич там, где я указал, она, как смогла, до последнего вздоха, исполняла дочерний долг и Фантош ей в этом помогал.
ХРИСТИАН. До последнего вздоха? До последнего!?
МИСТАГОГ. Вот – тирлич, его приготовит тебе простая служанка из бретонок, через месяц болезнь отступит и забьётся в самый дальний закуток тела. А вот – чаша из коры осины. Кора такова, что не промокает и не впитывает влагу, даже – кровь. Так случилось, Ваше Величество, что тело твоей дочери, принцессы Туга, единственной наследницы, достойной, надо признать, наследницы, смертельно ранено в спину мечом. Её убил Фантош. Из ревности. К Анёрену. К старому барду.
ХРИСТИАН. Мертва?!?
МИСТАГОГ. Ты – истый христианин, ревностный, я знаю, и всё же, король, не в ритуалах дело, не в фетишах, но в истине: ты можешь спасти Туга, вернуть ее к жизни. Если поступишь по канону моей религии: там, в непромокаемой осиновой чаше из леса, кровь твоей дочери, выпей до дна, и она восстанет, воскреснет!
ХРИСТИАН. Пить кровь!??
МИСТАГОГ. Властелин, образно, ты этим занимаешься ежедневно, по долгу службы, сделай это единожды въяве и твоя дочь воскреснет. Твой корень сохранится и даст новые здоровые всходы. Христиан!
ХРИСТИАН. Анёрен? Бард? Это который? Тот самый? Неужели жив? Я не могу! Пить кровь противоестественно!
МИСТАГОГ. Смотри же! Ясно видно? Вот, Анёрен сидит над телом принцессы. Видишь? Она не жива и не мертва. А надо-то всего: выпить кровь до капли и дочь воскреснет, дочь! Христиан, у твоей религии есть способ оживлять людей? Скорее, напротив. Ну? Гляди! Видишь? Там, в чаще, женщину видишь? То Брита, мать Фантоша. Она скоро набредёт на Туга и Анёрена.
ХРИСТИАН. Но там – Углан! Оррер! Кто угодно, но не женщина! И не покойная мать Фантоша, она погибла!
МИСТАГОГ. Кто знает, что вытворит эта женщина.
ХРИСТИАН. Какая женщина?
МИСТАГОГ. Брита. Мать Фантоша. Живая. Шут и палач. Наверное, убьёт со психу.
ХРИСТИАН. Саму её убить, змею! Что за палка? Копьё? Посох? Всё одно – оружие! Вот тебе, зверюга!
МИСТАГОГ. Промахнулся. Копьё воткнулось в землю и Брита просто выдернула его из земли. Наверное, воспользуется как посохом в дороге.
ХРИСТИАН. Господи, где мы, друид, в лесу или в подземелье? Где явь, где химера?
МИСТАГОГ. Ты промахнулся, и Брита идёт к Туга и Анёрену. Убьёт, наверное.
ХРИСТИАН. Я пью, Мистагог! За здоровье и жизнь моей дочери! Но потом ты должен будешь всё объяснить мне, друид, ладно? Воскресни, дочь!
МИСТАГОГ. Дурно? Смешение религий – коктейль для дубленого желудка.
ХРИСТИАН. Дочь моя!?
МИСТАГОГ. Не торопи события, они же не торопятся, потому и происходят, несмотря ни на что, а торопыг человеков проносит мимо сути. Теперь молчи, мой друг и государь, и только наблюдай. Ты сам накаркал, ворон, меня себе советником, а я – человек дела. Глянь, видишь, там – охотники. Это – люди Лайдака. Они расставили сети на дичь, и сейчас она им попадётся. Удивлён, Христиан, что реальный посох влетел в видение и натурально воткнулся в землю? Если бы ты только мог понять, насколько видимое – неправда, и насколько правда видима. Философия – болтовня, однако, и Сын Божий есть Слово, не так ли? Но если бы ты знал, что есть тот посох! Анёрен!
Является Анёрен.
АНЁРЕН. Ага, друид, не выдержал, заговорил! Что, Мистагог, она мертва?
МИСТАГОГ. Оставь принцессу, брат, там, в чаще, события гораздо важнее. Потом, вернувшись, наговоришься с принцессою за жизнь. Она восстанет ото сна.
АНЁРЕН. Что за тень, справа от тебя? Ты где? Похоже, в тюрьме?
МИСТАГОГ. Оставим. В твоих владениях Лайдак и Брита! И Фантош.
АНЁРЕН. Что?!! Всё семя в сборе! В моём лесу! Все скопом! Иудино семя!
МИСТАГОГ. Недурно сведущ в христианстве, кельт.
АНЁРЕН. Ты, друид, барда, за дурака не держи. Мне ведом ход событий, он объективен, и я – не юнец, чтоб ему препятствовать. Религий много, вера – одна. Но где они – предатели, убийцы, дармоеды? Я слышу их! У, твари! (Исчезает.)
ХРИСТИАН. Побежал! Бешеный. И это – поэт? Певец любви!
МИСТАГОГ. Спеши, Анёрен! Как он кроил вражеские черепа, так и его голову надвое разрубит меч, барду нельзя убивать – по закону кельтов, по Божьему заказу.
ХРИСТИАН. А как же дочь моя?
МИСТАГОГ. Забудь покуда. Гляди! Запоминай, что видишь, после пригодится, политик незадачливый, гляди! Вот, сети натянуты, и руки ловцов дрожат от страсти: поймать, убить, разделать, съесть. А тот, седой, как лунь, и есть Лайдак, отец Фантоша, муж Бриты. Спеши, Анёрен, ты тоже должен видеть. Когда бы Лайдак был так же знаком с древней кельтской магией, как я, он ни за что не ставил бы здесь сети, он ловит судьбу свою, несчастный, лихую планиду…
Является Анёрен.
АНЁРЕН. Вот они! Как ещё далеко… эх, старость!
МИСТАГОГ. Бешеным мудрость отказывает. Потом, когда отдышится, вспомнит, что важнее всего наблюдать и знать, но не чувствовать. Анёрен, остановись!
АНЁРЕН. Ещё чего! Они – враги!
МИСТАГОГ. Стоять! Я сказал. Коль дорога тебе принцесса Туга, замри! Вот так. А он, пожалуй, что влюблён, а, Христиан? Глядите оба, как через несколько мгновений Лайдак поймает Бриту и Фантоша – любовь и смерть – одним лишь взмахом сетей. Вот так! Теперь мешок – на голову и дай, Бог, ноги! Природный подлец, он даже не желает посмотреть, что там, в мешке… схватить бы и – в кусты, домой, там разберёмся, скорей-скорей… Уехали. Что так смотришь, Христиан? Думаешь, спектакль устроил я? Когда бы так, я был бы Богом, а я всего – знаток законов, но объективных.
АНЁРЕН. Мистагог, опять меня используешь, зачем?
МИСТАГОГ. Бард всё предчувствует, друид всё знает, но мы равны. Я – уже душа, товарищ, а ты ещё жив, певец.
АНЁРЕН. Меня хоть не грузи. Да то ж король! Мистагог, ты помогаешь Христиану?
МИСТАГОГ. А вот и Туга ожила.
ХРИСТИАН. Доченька!
МИСТАГОГ. Она тебя, король, не видит и не слышит.
АНЁРЕН. Я свободен, Мистагог! Ты понял? Я свободен!
МИСТАГОГ. Ты свободен, Бешеный, конечно, но только не от своего нрава. Я помогаю Христиану, и ты, Анёрен, при всей своей свободе, обязан будущее уберечь. Да будет жизнь людей и да пребудет с ними мир!
ЭПИЗОД 3. Зала в замке. Здесь Лайдак.
ЛАЙДАК. Человек! Кёнева покуда не принимать, не понравиться ему ждать – пусть едет вон. И скажи караульным из башни, чтобы привели того, кого поймали сегодня на охоте. Забавный посох: то ли копьё, то ли клюка. Напоминает человека: вот руки, вот голова, вот ноги. Так прежде, в воспитательных целях, друиды заколдовывали невежей и подлецов, что суть едино. Я, к примеру, подлец для бретонов и невежа для короля. И те, и тот – зовут драться, не предлагая ничего, кроме смерти. И никто не призовёт для тихой, философской беседы. Хотя бы для совета, как не попадаться в ловчие сети одиночества. Ага! Охотничий трофей!
Входит Брита.
В колпаке: то ли шут, то ли палач. Снимаем. Ты – Брита!?
БРИТА. Лайдак!
ЛАЙДАК. Не смей поганить мне имя моё твоим грязным дыханием, женщина. Жива! Не говори, пока не позволю, могу и заколоть. А дай-ка я тебя проверю, наваждение, на плотность. Где палка? Нет, она может быть колдовством, она была с тобой. Что это – клюка или копьё? Неважно, попробуем мечом. Я против умерщвления людей, но ты сама – убийца, нелюдь, баба. Настоящая! Ты – плоть, не призрак. Что, научилась терпеть боль, вояка? Ни кусочка тела не дёрнулось. И что мне теперь делать, ведь я – барон, ратник среди ратников, я не имею морального бретонского права вложить меч обратно в ножны, не окропив лезвия в крови. Кто ты, Брита? Кем была всё это время? Зачем попала в сети? Намеренно? Что делала ты в том лесу? Но односложно, Брита, односложно!
БРИТА. Я ищу Фантоша, нашего сына. Я знала, что он, с принцессой Туга, отправился искать целебную траву для короля – тирлич, по наущению друида, Мистагога, который ворожбой из подземелья направил детей к Анёрену.
ЛАЙДАК. И тут попала в руки мужа. Анёрен жив!
БРИТА. Похоже. Развяжи, мне больно.
ЛАЙДАК. В сети я ловлю дичь. Иногда попадаются люди. Что ж, их промашка. Человек! Пригласить Кёнева. Тебя отправить в башню или постоишь?
БРИТА. В тюрьму – хозяйку дома! Как скажешь, муж. Ты не считаешь Фантоша сыном, я верно поняла?
ЛАЙДАК. Я сам себя не понимаю, а она талдычит: я верно поняла! Молчать! Мне надо приготовиться к беседе с высоким гостем. Стой здесь и замолчи. Кёнев! Ну, говори?
Входит Кёнев.
КЁНЕВ. Ты знаешь, зачем я здесь. Встречать пришедших обнаженным мечом – это отвычка от хороших манер или намёк на некий ритуал, не связанный с гостеприимством? А человек этот – узник? Я попал в оружейную залу или в узилище?
ЛАЙДАК. Куда шёл, туда и попал, тебя сюда никто не ждал, не звал.
КЁНЕВ. А что, товарищ будет присутствовать?
