БРИТА. Песня? Как здесь может звучать песня? Колдуешь, Мистагог? Колдун в цепях, а всё одно – колдун. Песня какая вольная, лесом пахнет. Друид, я не король, я – шут его, болван, уж со мною-то мог бы и поговорить, а? Помнишь меня, дедуля? Я – Углан, имя мне такое, я – болван. Долго ещё эта песня скулить будет!? Я весёлое люблю, дедуль, потому как грустный я человек, иначе королю от меня было бы не смешно. Пусть кончится этот вой! Благодарствуем. Ну, пень трухлявый, прикинься овцой, баран небритый, присоветуй государю пару-тройку мудростей на предмет благоустройства твоего же родного края, а там, под шумок, свалишь в лесной туман и подыхай себе на здоровье среди грибов и ягод. Сей год, кстати, изрядный урожай. Не в подземелье же обрастать плесенью, дед. Мистагог! Я – шут! Шутовское ремесло древнее твоего, друид, так что, не передо мною тебе рожи кроить. Слышь? Шутов люди во все времена уважают, любят даже. Слышь? Всегда! Любят! А священников не любят, боятся, но не любят, нет, вы – колдуны, тут уж не до любви, быть бы живу. Слышь? И ты меня, Углана, любишь. Ох, как ты меня любишь! Потому что меня нельзя же не любить, я же – шут, а как не любить шута, если он, то есть я, шут и есть сама любовь! Шутов, как друидов и бардов, христианам вытравливать даже не понадобилось, без любви-то – куда же? Без любви же не живут, вот – живём же! Мистагог, поговори со мною.
МИСТАГОГ. Ты не шут, Углан, ты – палач.
БРИТА. Заговорил! Повтори, что ты сказал?
МИСТАГОГ. Ты не шут, Углан, ты палач.
БРИТА. Как ты говоришь, не разжимая губ? Ведьмак! Тогда ты знаешь, что если я не шут, то и не Углан. Вот, я сбросил шутовские причиндалы. Кто я? Как меня зовут?
МИСТАГОГ. Оррер. Но я знаю много больше, я знаю имя твоё от рождения.
БРИТА. Что-что? Два имени моих – ещё не всё?
МИСТАГОГ. В каждом человеке есть три ипостаси: дух, душа и плоть. При этом плоть вполне изменчива на принадлежность к полу. Хотя наклонности, желания, привычки, ужимки и прыжки не очень-то меняются при перемене пола.
БРИТА. Нет, ты не знаешь, это – невозможно, этого никто не должен знать!
МИСТАГОГ. Сюда идёт король.
БРИТА. Нет! Он сегодня не придёт, он сам сказал мне это и нырнул в очередную целительную ванну. Ты знаешь обо мне? Но ты – не Бог, старик, ты – человек!
МИСТАГОГ. Дальние караулы кричат: Король идёт, дорогу королю! Слышишь?
БРИТА. Что сделать с тобою Орреру? Казнить! Но прежде, дедушка, скажи, пожалуйста, Фантош, жив ли?
МИСТАГОГ. Король пришёл, место королю!
Входит Христиан.
ХРИСТИАН. Здесь вонь всё более. Как от меня. И ты живёшь здесь, Мистагог. Оррер? Не ожидал. Мне сказали, что сюда вошел Углан, а я вижу палача на месте дурака. Страшная штука, оказывается, совмещение должностей, не знаешь чего, откуда и что ждать. Безденежье – срам! Ох, уж мне эта нищета… война, война, война, одна война! И что, разговорил друида, шут-палач?
БРИТА. Не знаю, повелитель, не уверен, но нечто прошелестело из его утробы.
ХРИСТИАН. Мистагог, я слух пустил, что ты теперь советник короля, кельт – наперсник Христиана! Позор. Не так ли? Позор, конечно же, позор, друид, ты обесчещен. И что в ответ я слышу – молчание? Ужели тебя не волнует, что Отчизна гибнет в гражданской войне, истекая кровью, рыгая помоями! Поэт – я, да и только. Может быть, податься в барды? Здесь эта ересь в чести. Но повымерла. С чего бы? А тут – я, Христиан, король – иноязычник, варвар, обращаюсь ненавязчиво к народным истокам – к бардовству. Пусть – дилетант, без голоса и слуха, зато курлычу на местном языке. Как я выгляжу, дурак? Ужас? Ужас. Туловище – гниль, конечно, но нутро, поверь, – многообещающий саженец. Чего ждать от короля, когда наушником у него сам Мистагог – единственный и великий друид, столп исконной религии. Умный я, правда? Умный. Но страшно вонючий. Истекаю гноем, задыхаюсь в парше. Истечь бы! Задохнуться! А всё, что ни сделаю по своему усмотрению, свалю на тебя, скажу: так мне посоветовал ваш духовный авторитет, подданные кельты мои. И показывать тебя людям пока необязательно, скажу, мол, стесняется старик, не привык ещё в предателях-то, а? И остановится война! Хотя бы ненадолго. Мне скоро некому станет отдавать приказания, возвещать повеления. Поскольку советник государя – друид, восстание против государства – грех. И сохранятся кельты-придворные, и угомонятся кельты-повстанцы. Потом толпа, конечно, очухается… стадо, право слово: стадо… потребует показать живого друида. Ну, ко времени общенародного прозрения ужо придумаем чего… Мне не такая уж и долгая нужна передышка. Всё молчишь. Не желаешь опускаться до разговора с монархом. Так я тебя опущу, низко поклонишься – ниже не бывает: руби ему голову, шут, руби!
БРИТА. Не так просто, король, рубануть-то успею. Но уверен, что исчезновение Фантоша и принцессы Туга – проделка Мистагога. Что, монарх, тоже дар речи потерял? Вот и молчи, а я ещё побакланю со стариком, есть, что выпытывать и есть время – до разложения мне, лично, ещё не скоро. И не мешай, гнойный прыщ, не-то рубану по королевской шее… или по шеям? По королевским шеям! Закроем дверь… и даже не елозь, Христиан, здесь как в космосе: ори – не ори, всё – в пустоту. Друид, я стану тебя пытать, а каждая пытка – дитя моего разума, значит, боль будет адской. Он смеётся, Христиан! Слышь? Разве смех – не прямая речь? Король, повеление исполнено: друид заговорил. Продолжай, друид, что с мальчиком?
ХРИСТИАН. Как просто: взять и королю – по шее… по шеям! Ай да власть – сильна! Ай да наше могущество! Оррер, с чего это ты взбесился?
БРИТА. С тобой не говорят. Сначала – Фантош! Потом – беседы, торги, договоры.
МИСТАГОГ. Сначала договоримся, с кем я говорю, кто ты: Углан, Оррер? Или назвать тебя, как следует?
ХРИСТИАН. Это голос друида! Но он не открывает рта, не разжимает губ!
МИСТАГОГ. Когда заговорю я в голос, вам не стерпеть. Углан? Оррер?
БРИТА. Не обо мне толкуем.
МИСТАГОГ. Фантош – сын Лайдака и… как звали мать мальчишки? Когда барон Лайдак оставил сына при дворе, младенцем, все знали, что мать его от ран скончалась, сражаясь при Кальтраёзе.
БРИТА. Ты прав, король, пора друиду снести башку, уж очень говорлив, молчун.
ХРИСТИАН. Постой! Где дочь моя, Мистагог? Принцесса, что с ней!?
МИСТАГОГ. Она – с Фантошем. Почему? Спроси у матери Фантоша…
БРИТА. Вот и нет головы, а-то всё трещит и трещит. Как тебе режущая способность моего меча, Христиан? Говорят, после смерти от человека отлетает душа. Где? Или у друида она столь велика, что не влезает в отверстие шеи? Ваше Величество, ваше повеление исполнено: друиду отрублено лишнее. Или ты не приказал?
МИСТАГОГ. Не отвечай палачу ни на что, изобрази оцепенение, Христиан, не отвечай на оскорбления, молчи. Я – душа Мистагога, я охраню Вас, Ваше Величество.
БРИТА. Ишь, как тебя проняло, урод. Что делать нам, как полюбовно разойтись, без ненужных потерь? Отметил ли ты, Христиан, что за времена настали: всё меньше дуэлей, всё больше убийств. Что с тобой, гнилой сучок, призрака увидел? Или на тебя, государь, так подействовала казнь? С чего вдруг? У вас, ревнителей новой эры, ни дня не проходит без анафемы или истязания какого-нибудь антихриста, а тут – друид, варвар… подумаешь. Голос потерял? Может, и память за компанию посеял? Вот было бы хорошо: никогда, никто и ничего. А ничего и не было.
МИСТАГОГ. Молчи, Христиан! Терпите, Ваше Величество!
БРИТА. И ни о чем не хочет король просить меня? Придёшь в себя, отодвинешь задвижку на дверях и выйдешь в свет. И нам с тобою предстоит еще немало славных дел. Прежде, чем уйду моим личным потаённым ходом, тюрьма – мой дом, признаюсь: я – не Углан и я – не Оррер, но я и Оррер, и Углан. Кто я? Будущий и скорый правитель Бретонии! Я – настоящий король, Христиан. Короче, нам есть, о чём поговорить потом, о чём договориться, но это всё – потом. Хотя зачем ты мне нужен? Не нужен. Были бы Фантош и Туга. Но ты живи. Хотя бы этим дозволеньем я докажу, что варвар милосерднее христианина, он напрасно не убивает. Не дай тебе Бог, Христиан, оповестить, что Углан-Оррер – бунтовщик и тому подобное, не объявляй меня врагом народа, не советую. Бойся меня, Христиан, бойся Бретонии, не твоя она, узурпатор. Рубануть бы по твоему величеству, да можешь понадобиться, а с каким удовольствием рубанулось бы! Скажи всем, что Углан-Оррер отпущен на волю по истечении срока службы у Вашего Величества и сразу две должности при дворе – вакансии. Пополнишь кошель, ведь должности при дворе – товар. Найду Фантоша и Туга, вернёмся и поговорим, Христиан. Нам есть, о чём говорить, твоё прогнившее величество, говорить станем – сахарно! До встречи. (Уходит.)
МИСТАГОГ. Вы уже пришли в себя, Ваше Величество, здравствуйте. Приготовьтесь к новостям, информация – главное оружие правителей, владение ею и есть абсолютная власть – важнейшее из вожделений смертных, а временами и для ангелов. Вы готовы?
ХРИСТИАН. Я безнадежно больной человек, Мистагог, мне не нужна власть, мне нужен покой в государстве до скончания моего земного срока. Господи! Ему отрубили голову, а он жив! Как же так? Настолько сильна языческая вера?
МИСТАГОГ. У истинной веры прилагательных нет. Языческая ли, христианская ли, новая, старая… есть просто вера. Вера – не религия и она – всё.
ХРИСТИАН. Ты – душа Мистагога? Душа. Там – обезглавленная плоть его? Плоть. Что ещё? Дух! Духи наяву – это ненормально. Поверь, я трепещу, когда бы не смертельная болезнь, наверное, с ума сошёл от страха.
