Пианистка

Болезнь с усладой потягивается в моём теле, свои корявые пальцы запускает в пучки нервов и откуда-то этот бездарный музыкант вытаскивает смычок… неуклюже ударяет по порванным струнам. Ошалело стучит, стервенеет и злобно ухмыляется… А после приступает к завтраку, поспешно и неразборчиво поглощая всё, что видит. Отхаркивая кровь, болезнь обращает её в яд, который растекается по всему телу…
Я умру сейчас. Болезнь не успеет меня отравить и я ещё смогу стать лёгким облачком над нашим домом, над любимым озером в деревне… А мама не должна знать. Если я умру неожиданно, её не будет тошнотворно мучать совесть за то, что она не сумела мне помочь, окружить меня своей заботой в полной мере. Ей будет так казаться, я знаю… Хотя она бросит работу, перестанет за собой следить, улыбаться перестанет… лишь мне и то какой-то вымученной улыбкой… днями и ночами она будет сидеть возле меня, как Цербер в царстве Аида. Во всём её существе всё умрёт, кроме беспокойства за меня, желания мне помочь во что бы то ни стало и какой-то нелепой надежды. Она забудет обо всём. Меня, меня одну… для меня одной станет жить. Она будет любить меня с каждым днём всё сильней. Она ведь постепенно внушит себе, что без меня её жизнь потеряет всякий смысл, что настоящей матери нет места в мире, который так жестоко расправился с её ребёнком. Словно я собственными руками наброшу петлю на собственную мать. (Падают куклы в петле. Таня дико на них смотрит и убегает) Нет, этому не бывать! Слышишь? Не бывать!
Вальс становится громче и родители кружатся по всей сцене, не замечая кукол.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Явление 1
Утро в доме. Мать разливает чай.
МАТЬ: Танюша, вставай. Пора идти завтракать.
Выходит отец.
МАТЬ: Садись за стол. Посмотри, какие я испекла пирожки. (Кладёт на стол поднос с пирожками)
ОТЕЦ (жуёт): Как вкусно!
ТАНЯ (Выглядывает из спальни): Мам, можно я сегодня не выйду к завтраку. Я ещё хочу поспать.
ОТЕЦ: Я думал, что вы нас порадуете «Лунной сонатой», а тут «хочу поспать», «хочу поспать»… Так не годится поступать студентке Консерватории!
ТАНЯ: Пап, это ещё неизвестно, поступила я или нет… Да и не важно… теперь…
ОТЕЦ: Как это не важно? Я тебе сейчас покажу, как это не важно!
В шутку разозлился и бежит к Тане в комнату, хватает её и приносит на сцену на руках, а девушка заливается смехом. Он усаживает её за пианино и она играет. Родители пьют чай, едят пирожки и уходят, поцеловав Таню в щёку.
Явление 2
Таня мчится к телефону, словно находя в нём спасение. Набирает номер. Зрители слышат вызовы.
АНДРЕЙ (за кулисами): Алло. (Таня молчит) Алло.
ТАНЯ: Это Таня. Приезжай. Мне так плохо без тебя.
Короткие гудки. Минуту слышатся саги брошенной трубки. Таня сползает на пол и тупо смотрит в одну точку, держа в руках трубку.
Явление 3
Входит Андрей с шариками.
АНДРЕЙ: Поздравляю! (вручает)
ТАНЯ: Интересно с чем?
АНДРЕЙ: Ты и вправду ещё не знаешь? Да ладно тебе не скромничай! Ты же зачислена в консерваторию! В связи с этим вручаю… Ах да… (шутливо печальным тоном) То, что я должен на этом месте вручить, оказывается я уже вручил!
В углу сцены появляется Незнакомец. Складывает руки. Производит вид палача.
ТАНЯ (прислоняется к Андрею): «И девушка, любимого целуя, вдруг загрустит, не зная почему». (падает в обморок)
АНДРЕЙ (напуганный): Таня, что с тобой? О, Боже! (поспешно уносит Таню со сцены)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТИЕ
Явление 1
Действие происходит в больнице, врач и медсестра разговаривают в углу сцены, Таня и Андрей сидят на кровати спиной к зрителям.
МЕДСЕСТРА: Она по-прежнему ничего не хочет есть.
АГИМЯНСКИЙ: Она просто не верит в то, что у нас получится её вылечить.
МЕДСЕСТРА: А вы? Верите ли вы?
Врывается музыка. Агимянский вальяжно подаёт руку медсестре и они, вальсируя по всей сцене, удаляются.
Явление 2
ТАНЯ: Наступит день и меня не будет. Мой преданный друг ветер разнесёт скорбную весть всему свету, будет стучаться в окна и ворчать от того, что никому нет дела до его претензий. Что потеряет мир, когда я уйду? Утратит наивность, глупость, жалкого больного, потенциального нежильца…
АНДРЕЙ: Ну, не говори так!
ТАНЯ: Я ничего не сделала достойного, того, из-за чего я могла бы сейчас воскликнуть: да, ради этого стоит жить! Меня не любят, не ценят, не ждут… Такая, какая есть я не стою того, чтобы меня ждали, ценили, любили… Вот видишь, чуда нет. Прежде, чем оно озарит тебя своим сиянием, ты должен его заслужить! И как обидно, что я не успела… и не успею его заслужить. Действует закон бумеранга, закономерного возвращения всех твоих действий. О, какой эгоисткой я была! Только и думала – что о музыке! Теперь ничто не компенсирует мою злочасную болезнь! Всему свету наплевать на меня! Тем более на мои ожидания чудес!
АНДРЕЙ: Откуда эти странные мысли? Я всегда буду с тобой рядом. Я люблю тебя такую, какая ты есть. Люблю, ценю, жду…
ТАНЯ (не слушает его): Все мы – оркестр. Мы не имеем права начать играть не в такт… Мы не имеем права казаться сильнее или слабее, чем мы есть на самом деле. Невидимый дирижёр управляет оркестром. Мы растерянно подглядываем друг другу в ноты, то и дело забывая мелодию…
АНДРЕЙ: И в этих неточностях рождается каждый раз новое произведение. И твой оркестр – ещё одно свидетельство, что мы не можем друг без друга. Весь мир прошит насквозь одними нитками. Мы связаны в один клубок: с кем-то мы соседи, с кем-то вместе работаем, гоняем мяч на футбольном поле во дворе, с кем-то утром мы ездим в одном автобусе, кого-то любим, кого-то ненавидим… Но равнодушным этот мир не позволит тебе остаться.
ТАНЯ: Мы в оркестре… Мне кажется: я и не жила толком. Сейчас многое поняла. Только теперь и вся наша философия ни к чему.
АНДРЕЙ: Таня, я вижу: что-то случилось. Расскажи. Тебе станет легче.
ТАНЯ: Я боюсь тебя расстроить.
АНДРЕЙ: Ты за меня не бойся! У нас все горести общие. (поворачивается лицом к ней, берёт её руку, она смотрит ему в глаза, замирают)
В углу сцены разговаривают Агимянский и медсестра.
АГИМЯНСКИЙ: Так как сегодня себя чувствует Таня?
МЕДСЕСТРА: Вроде бы хорошо.
АГИМЯНСКИЙ: Нужно пригласить учёных на прояснение ситуации в нашей области. Болеют всё больше и больше людей. И из всех заболевших ни одного счастливого исцеления… (Таня освобождает руку и отворачивается) Мои методики не помогают, а наоборот даже вредят…
МЕДСЕСТРА: Ну, не говорите так! Вы делаете всё возможное!
АГИМЯНСКИЙ: А толку?
(снова танцуют без музыки, уходят)
ТАНЯ: А толку? Тебе, миленький, это совсем не нужно знать!
Явление 2
ОЛЯ: Привет! Я Оля.
ТАНЯ: Очень приятно… Таня.
ОЛЯ: Мне сказали, что здесь можно послушать твою игру на пианино.
ТАНЯ: Да, конечно…
ОЛЯ: А для кого ты играешь?
ТАНЯ: Для всех, кто хочет слушать.
ОЛЯ: Значит, это не для меня. Не горю желанием слушать твою игру! Просто интересно стало, почему у тебя в палате есть пианино… За какие такие грехи мне не разрешили притащить сюда свой магнитофон? Вот как получается: даже умирать не разрешают так, как хочется!
ТАНЯ: Я не знаю, что тебе сказать…
ОЛЯ: Я ни в чём тебя не обвиняю… Можно я буду к тебе приходить?
ТАНЯ: Ну конечно можно!
ОЛЯ: У меня нет друзей. Я привыкла быть одной. К одиночеству легко привыкнуть. Одиночество – плохая привычка. Относиться к нему снисходительно нельзя! Это прямое свидетельство об ещё одной неудавшейся жизни. Поэтому мне стыдно не за то, что я больна, и даже не за то, что стала принимать наркотики, а за то, что у меня совсем нет друзей. Одиночество делает нас уязвимыми. Сперва мать наплевала на меня, потом я сама наплевала на себя… и на всех людей, которым я ещё могла бы подарить свою любовь, дружбу, участие, тоже наплевала…
ТАНЯ: Ты просто очень обижена на жизнь и одиночество стало тебе как петля на шее. Оно ведь не может тебя разубедить, показать, что ты не права. Ты сказала, что не хочешь слушать, как я играю, но я самонадеянно предложу тебе всё же послушать… Я играю для тебя. Это мой подарок. (играет)
ОЛЯ: Спасибо. Только мне стало ещё более грустно. Я была слепа. Я написала для себя грустный сценарий и поверила в то, что по-другому просто не может быть. А всё могло быть иначе…
ТАНЯ: Ты хочешь кого-нибудь впустить в своё сердце?
ОЛЯ: Уже впустила. Просто этого человека я не отделяю от себя. Он – это я, а я – это он.
ТАНЯ: Тогда разве ты одинока?
ОЛЯ: Я не так одинока, как это всем обычно представляется. Я сделала из своей жизни келью, потому что… потому что… он умер.
ТАНЯ: Мне жаль…
ОЛЯ: Я не оплакиваю его. Пока не соприкасаюсь с гранями внешнего мира, я не оплакиваю его. Он в моём сердце. Мы плачем не о тех, кого мы теряем, а о том, что не представляем, как будем жить дальше, без них. Ведь всё изменится. Будет не так, как было с этим человеком… Не чувствуешь его любви, т.к. не видишь его глаз, не слышишь его голоса… и тепла его ладоней тоже нет… Да, я лишена этого. Моё отчаяние стоит того, чтобы затопить все улицы города слезами, стоит того, чтобы свести счёты с жизнью… Но я просто не соприкасаюсь с реальным миром. Он меня пугает и отталкивает. Я придумала себе сценарий, чтобы однажды быть с ним.
ТАНЯ: Ты всё время говоришь о каком-то сценарии… Что за сценарий? Я тебя не понимаю.
ОЛЯ: Хорошо, я попытаюсь тебе объяснить. Понимаешь, вся наша жизнь – бесконечный лабиринт, где есть только тупики и новые входы в тупики. Выход из лабиринта – это смерть.
ТАНЯ: Интересно… Но как же тогда воспринимать счастье?
ОЛЯ: Счастье – это тоже тупик, который сперва усраивает, а затем начинается казаться, что его стенки сходятся, тогда тебе тесно в своём благополучии.
ТАНЯ: Тебе тоже стало тесно?
ОЛЯ: В какой-то момент было лучше остаться в псевдоблагополучии, чем искать новые двери в новый тупик. Только стало невыносимо всё держать в себе. Я вижу выход. Но прежде… я расскажу свой сценарий.
ТАНЯ: Что значит, ты видишь выход? Выход значит умереть, да?
ОЛЯ: Не перебивай. Слушай. Ты всё поймёшь. Можно я закурю?
ТАНЯ: А врачи ругаться не будут?

Странички: 1 2 3 4 5