СТАРИК. Я попросил мел и расписался. Попросил найти мне чистую плиту – тогда это ещё было возможно – и долго сидел, не зная, что бы такое значительное написать. Ты же понимаешь, момент был самый подходящий… так вот, я довольно долго просидел там, а потом придумал. И написал на стене рейхстага ноты – ноты той самой сонаты, которую сочинил, но не доиграл тогда, в 1941-м.
ОН. По-моему, это круто. Про вас надо бы фильм снять…
СТАРИК. Ни в коем случае! Что это за фильм, без звука и изображения! (Смеётся). Фильмы надо снимать про Терминатора – или про кота, которого зовут Брюс Ли. Это интересно. Моих внуков просто не оттащишь…
ОН. А вы им рассказывали?..
СТАРИК. Нет. Не представлялось случая. Их редко привозят ко мне – они уже взрослые. А когда я приезжаю к ним, они постоянно смотрят какие-то фильмы, которые берут в прокате. Причём частенько одни и те же – но, наверное, это их любимые фильмы… поэтому я не мешаю – тем более, что за кассеты заплачены деньги. Я просто сижу и слушаю, как они разговаривают…
ОН. А здорово вы того… с сумкой.
СТАРИК. Что есть, то есть…
ОН. Знаете, что? Научите меня?
СТАРИК. Научить? Я сам мало что умею… я могу только показать…
ОН. Пожалуйста! Я тоже хочу.. ну, вот, чувствовать. Так, как вы.
Старик раскрывает рот, чтобы что-то сказать, но оживает репродуктор:
ВНИМАНИЕ! БУРЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ! МОЖНО ПОКИНУТЬ ПОМЕЩЕНИЕ УБЕЖИЩА! ЖЕНЩИНЫ! ВОЗЬМИТЕ ДЕТЕЙ НА РУКИ! ВЫХОДЯ ИЗ МАГАЗИНА, БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ И ВНИМАТЕЛЬНЫ!
Старик просто кивает и они вместе идут к выходу.
***
Лес завален палыми листьями. Он с завязанными глазами стоит посреди поляны. Старик стоит на краю поляны. В руках у Старика несколько камней.
СТАРИК. У тебя главное преимущество – смотреть. Смотреть вокруг, увидеть всё, а потом закрыть глаза и просто чувствовать. Понимаешь? До войны я читал Экзюпери. Он сказал удивительные слова: «зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Те, кто хотят тебя победить – слепы. Они не замечают невиданной красоты вокруг. Подай голос.
ОН. Эй!
Старик кидает в него камень. Он ловит его.
СТАРИК. Видишь? Вон там (кивает головой в сторону) – муравейник. Я не вижу, но слышу, как они шуршат. Умело брошенная горсть муравьёв может помочь выиграть поединок. Ты ведь стоишь возле него. Так?
ОН. Да.
СТАРИК. Но это не пришло тебе в голову.
Неожиданно кидает камень. Он ловит.
СТАРИК. Слушай. Слушай сердцем. И никогда не нападай сам – так ты производишь шум, и они услышат тебя первыми. Шум – тишина – твоё действие – и снова тишина, потому что все мертвы. Понимаешь?
ОН. Да.
Старик кидает камень. Он уворачивается.
СТАРИК. Всё, о чём я тебе говорю, можно сделать и с открытыми глазами – но так лучше. Во-первых, не отвлекаешься на посторонние картинки. Иногда твой противник, которого ты должен победить любой ценой, может закрыться ребёнком. Женщиной. Между вами может встать любимый тобой человек. Сохрани тебя Бог от подобных случаев…
ОН. И что тогда делать?
Старик кидает камень. Он ловит его и кидает обратно. Старик ловит и пропадает за деревьями.
СТАРИК. Где я? Слушай и покажи рукой.
Он слушает некоторое время. Слушает. Слушает. Потом начинает подглядывать из-под повязки. Потом снимает её и осматривается.
Камень появляется из ниоткуда и бьёт его по лбу. Тоненькая струйка крови бежит вниз по его лицу.
СТАРИК. Не смотри! Слушай…
Лес вокруг них тихо аплодирует Старику.
***
Он сидит на скамейке у подъезда. Недалеко от него Бомж в мусорном контейнере ищет пустые бутылки. Бомж подходит к нему:
БОМЖ. Ты к Евграфу, что ли?
ОН. Чего?
БОМЖ. Евграфа, говорю, ждёшь? Ну, слепого? Ветеран, старый такой?
ОН. Ну.
БОМЖ. Не жди. Помер он.
ОН. Умер?..
БОМЖ. Неделю как. Жену свою всего на два дня пережил. Вот так… есть закурить?
ОН. Нету. Не курю…
БОМЖ. Жалко… может, дашь копейку на курево, а?
Он достаёт мелочь.
БОМЖ. Спасибо. А чего тебе у Евграфа-то, а?
ОН. Да ничего. Просто зайти хотел. Я его знал немного…
БОМЖ. Да я тоже немного знал. (Усмехается). Знатный был мужик. Слепой, а троих тогда положил… у мусорки-то…
ОН. Чего?
БОМЖ. Да ты не прикидывайся. Я же вижу, что ты тоже из этих… сидишь, ушами двигаешь… ваши все такие. Все, как Евграф – больше слушают, а как глаза закроют – всё, туши свет. Глаза закрыл – значит, скоро рядом с ним мертвяк ляжет…
ОН. Какой мертвяк?
БОМЖ. А ты не знаешь? Известно, какой… есть такая… Императрица её зовут. Она раньше шоферила на свалке. Потом с ума съехала. Говорят, муж её бил сильно – выкидыш у ней там случился. И вот она там жить стала. А как совсем с катушек съехала – в город подалась. И нашего брата, бродягу, давай к себе в армию вербовать… Хотела вроде власть захватить, и весь город свалкой сделать. Представляешь? Весь город в мусоре – и одни бомжи кругом. И она. У неё и место заготовлено – прям на площади. Там гору мусора навалят и трон ей из сломанных детских игрушек склеют. И будет она там сидеть.
ОН. (Скептически). И что?
БОМЖ. А то, что многие к ней в армию ушли. И из наших многие. Она-то богатая – у ней на свалке немеряно всего напасено. Я-то вот некоторых лично знал – раньше, так что не врал Евграф… Вроде раньше мужик был мужиком – а потом как-то… деградировал. Воняет. Грязные ходют. Воруют у своих… пакость пьют. Едят пакость… Так вроде ничего раньше был, а попал к ней на свалку – и всё, пропал… оттуда таким же не вернешься. Заколдует, Императрица-то.
ОН. Ну?
БОМЖ. Вот тебе и ну! Евграф-то, как сюда переехал, увидел, как мы по помойкам здешним шаримся – и нам-то про всё про это и рассказал. Кончайте, мол, мужики – Императрица заберёт. Мы-то посмеялись сначала-то… а потом и смотрим – один пропал, другой… а он и говорит: а вы сходите на свалку – гляньте.
ОН. Сходили?
БОМЖ. Конечно, сходили. А там нашего брата – видимо-невидимо. И все, знаешь, такие… деградировавшие… наших двух порезали. Один так там и помер – они его к палке привязали и чайкам скормили… Одно слово – дикие…
ОН. А вы что? Свою армию сделали?
БОМЖ. Именно, что свою! Евграф нас учил – надо, говорит… противостоять. Старайтесь, говорил, себя в чистоте держать, Императрице, значит, наперекор чтоб вышел. Мыться ходить – в баню, у кого деньга есть, или когда его старухи дома нет – так мы у него мылись… Курите, говорил, поменьше. Пить, опять же – лучше, говорил, не пить. Бутылки собирать собирайте, а лучше, чем пить – купите еды хорошей…
ОН. И что – слушались вы его?
БОМЖ. А что не слушать? Ну, насчёт выпивать – тут каждый сам себе думал, конечно… но при нём старались не квасить. А с ним-то интересно… он всякое такое рассказывал… и вот приходишь, и слушаешь. А потом уже, значит, пьёшь. А потом Санёк, наш один, ну, ты его не знаешь – дом себе заимел! Представляешь? Прямо, в деревню поехал, там домов – полным-полно пустых, и он прямо в один въехал, и стал жить. И не пьёт – в этом… ну, там в поле работает, короче – и всё… Евграф к нем в гости ездил. На электричке. И наши. Я ездил. Тогда, конечно, многие так делать стали… Там вот живут, а сюда ездим бутылки собирать. И с Императрицей воюем.
ОН. Как воюете?
БОМЖ. Да как – как воюют? Так и мы…
Бомж задирает куртку и показывает пистолет.
БОМЖ. Видал? Да у тебя, чай, и свой такой есть…
ОН. Вы что – серьёзно?
БОМЖ. А нет? Императрица – она такая… А Евграф-то старый уже был, конечно… да…
Он молчит.
БОМЖ. Ты это… слышь… у Императрицы-то, говорят, отец в СС служил… Во время войны… А Евграф его убил. Он охотник был, Евграф-то… на фрицев охотился.
ОН. Знаю. Я у него учился.
БОМЖ. Ну, то-то я и смотрю… это ж сразу видно…
ОН. Слушай… а можешь могилу показать?
***
Он стоит в кабинете начальника. На столе лежит его заявление об уходе.
НАЧАЛЬНИК. Чем заниматься думаешь? Дальше?
ОН. Да не знаю пока… так, придумаю что-нибудь…
НАЧАЛЬНИК. Ну, счастливо. Можешь идти.
ОН. Спасибо.
Он идёт к выходу.
НАЧАЛЬНИК. Эй! Подожди. Подойди. Сядь. И что – ты правда вот так и уйдёшь, да? Я почему спрашиваю – мне просто интересно, почему ты ничего не требуешь? Все что-то хотят, наезжают, жалуются, грозят – а ты просто вот так возьмёшь и уйдёшь? Неважно, кто там кинул меня, неважно, какие у меня проблемы – но вот ведь ситуация: фирма разваливается. Я вам не дал зарплату. Я кинул вас на расчёт. Вон, куча наших бывших в суд подаёт – а ты? Ты почему просто уходишь, и всё?
ОН. (Вздыхает). Ну зачем вам всё это надо, а… Хорошо. (Закрывает глаза). У вас на столе стоит пепельница, а в ней лежат две китайские монеты. Прямо напротив вас – клавиатура вашего компьютера, а рядом с ней – держатель с двумя перьевыми ручками. В двадцати сантиметрах от них лежит пластмассовая папка с острыми краями. В пяти сантиметрах от моей правой руки стоит стакан с остро отточенными карандашами. В восьми от левой – ваш дырокол. В полутора метрах от меня – окно с двойной звуконепроницаемой рамой и особо прочными стёклами. Все эти предметы находятся здесь постоянно. Двери в вашем кабинете нет – поэтому я мог войти сюда, когда мне вздумается, на протяжении целого года, пока вы задерживали зарплату, выдавали деньги людям по чайной ложке и ничего не делали для того, чтобы спасти положение. (Открывает глаза и смотрит на Начальника). Мне незачем жаловаться на вас. Я и так могу вас убить, когда захочу. Поэтому мне вы дадите расчёт. Правда?
***
Снова лето.
Небо над рекой тёмное – самое тёмное в мире. Ночью небо над рекой само становится похоже на реку – очень чистую реку. До того чистую, что по воде нет-нет, да и мелькнёт звезда-искорка. Волны одна за другой приходят в гости к песку, и они разговаривают – всю ночь, час за часом, пока не придёт рассвет. Луна стоит высоко, она плывёт и молчит – потому, что там, внизу, настолько красиво, что не хочется ничего говорить.
На песке, у самой кромки волн, сидит Она. Он спускается с обрыва.
ОНА. Привет.
ОН. Привет. Давно сидишь?
ОНА. Давно. С вечера. А почему тебя так долго не было?
ОН. Я задержался в городе. И троллейбусов потом не было уже – шёл пешком.
ОНА. А почему задержался?
ОН. Дела…
ОНА. Да ладно тебе! Какие у вас там могут быть дела? Ну, какие?
ОН. В том-то и дело… ты вряд ли поймёшь.
