ДОЧЬ. Господин маркиз, ради Бога, оставьте мне хотя бы надежду на прощение!
ЖАК. Встаньте.
ДОЧЬ (на полу, держась за его ноги). Делайте со мной, что хотите. Я все приму.
ЖАК (неподдельно искренне). Говорю вам — встаньте…
ДОЧЬ не осмеливается подняться.
Столько благородных девушек становились развратницами. Почему же однажды не могло выйти наоборот? (Нежно). В любом случае я уверен, что порок вас только опутал. Что он ни в коем случае не поразил вас всерьез. Встаньте. Разве вы меня не слышите? Я вас простил. Даже в эти самые горькие минуты унижения я не перестал видеть в вас свою жену. Будьте же отныне благонравны и верны, будьте счастливы сами и сделайте счастливым меня — большего от вас я не потребую. Встаньте, моя жена. Госпожа маркиза, встаньте! Встаньте, госпожа дес Арцис!
ДОЧЬ встает, обнимает ЖАКА и страстно его целует.
ТРАКТИРЩИЦА (кричит с другой стороны подиума). Она блядь, маркиз!
ЖАК. Заткнитесь, маркиза де Ля Поммерей! (ДОЧЕРИ). Я вас простил. И знайте — я ни о чем не жалею. Эта госпожа (показывает на ТРАКТИРЩИЦУ) мне вовсе не отомстила, а, напротив, сослужила огромную службу. Разве вы не моложе, не прекрасней и во сто крат не преданней ее? Отправимся же вместе в деревню и проведем там пару счастливых лет… (Ведет ее по подиуму, затем поворачивается к ТРАКТИРЩИЦЕ). Вот что я вам скажу, госпожа трактирщица, — им вдруг стало так чудесно. Потому что на этом свете нет ничего постоянного и вещи меняют свое значение так же, как дует ветер. Ветер дует постоянно, а вы этого даже не замечаете. Ветер дует, и счастье превращается в несчастье, месть — в награду, а ветреная девчонка — в преданную жену, с которой никто не может сравниться…
10-я сцена.
Во время последних реплик ЖАКА ТРАКТИРЩИЦА спускается с подиума и присаживается к столу, за которым сидит ГОСПОДИН; ГОСПОДИН обнимает ее за талию и пьет с ней…
ГОСПОДИН. Жак, мне не нравится как ты закончил этот рассказ! Та девчонка вовсе не заслуживала стать маркизой! Она страшно мне напоминает Агату! Обе они лукавые авантюристки.
ЖАК. Вы так думаете, господин?
ГОСПОДИН. Что, что я думаю?!
ЖАК. Вы сильно ошибаетесь!
ГОСПОДИН. Какой-то там Жак будет меня поучать, независимо от того, думаю я или нет?!
Жак оставляет Дочь, которая вскоре исчезает со сцены, и соскакивает с подиума вниз.
ЖАК. Я не какой-то там Жак. Вспомните, вы называли меня своим другом.
ГОСПОДИН (интимно заигрывает с ТРАКТИРЩИЦЕЙ). Если мне вздумается назвать тебя другом, будешь другом. А ежели назову тебя каким-то Жаком, будешь каким-то Жаком. Потому что там, наверху, — знаешь где, там наверху, как говаривал твой капитан, — там, наверху записано, что я твой господин. И я тебе приказываю отказаться от этого конца истории, который не нравится ни мне, ни госпоже де Ля Поммерей, перед которой я преклоняюсь (целует ТРАКТИРЩИЦУ), потому что она — знатная дама с большим задом…
ЖАК. Мой господин, вы действительно думаете, что Жак может отказаться от истории, которую рассказал?
ГОСПОДИН. Если того пожелает его господин, Жак откажется от своей истории!
ЖАК. И не подумаю, мой господин!
ГОСПОДИН (все еще занят ТРАКТИРЩИЦЕЙ). Если Жак будет упираться, то господин пошлет его спать в хлев с козами!
ЖАК. А он не пойдет.
ГОСПОДИН (целует ТРАКТИРЩИЦУ). Пойдет.
ЖАК. Не пойдет.
ГОСПОДИН (орет). Пойдешь!
ТРАКТИРЩИЦА. Господин, вы можете что-нибудь сделать для дамы, которую целуете?
ГОСПОДИН. Все, что дама пожелает.
ТРАКТИРЩИЦА. В таком случае перестаньте сердиться на своего слугу. Он действительно очень дерзок, но мне кажется, что вам именно такой и нужен. Там, наверху было записано, что вы друг без друга не сможете обойтись.
ГОСПОДИН (ЖАКУ). Ты слышал, слуга? Госпожа де Ля Поммерей только что сказала, что я от тебя никогда не избавлюсь.
ЖАК. Избавитесь, господин, потому что я ухожу спать в хлев к козам.
ГОСПОДИН (встает). Никуда ты не пойдешь!
ЖАК. Нет, пойду!
ГОСПОДИН. Нет, не пойдешь!
ЖАК. Нет, пойду! (Медленно уходит).
ГОСПОДИН. Жак!
ЖАК медленно, очень медленно уходит.
Жакуля!
ЖАК уходит.
Жакусечка!
ГОСПОДИН бежит за ним, хватает его за руку.
Ну, ты же слышал. Что я без тебя буду делать?!
ЖАК. Хорошо. Но чтобы в дальнейшем избежать споров, нам бы следовало раз и навсегда договориться о некоторых принципах.
ГОСПОДИН. Я за!
ЖАК. Итак, — поскольку там, наверху записано, что я для вас незаменим, то я буду пользоваться этим при каждом удобном случае.
ГОСПОДИН. Ничего такого там не записано!
ЖАК. Так было решено в момент, когда наш господин произвел нас на свет. Он определил, что вы будете иметь титул, а я — суть. Что вы будете отдавать приказы, а я — решать, какие именно. Что у вас будет власть, а у меня — влияние.
ГОСПОДИН. В таком случае я с тобой немедленно меняюсь местами.
ЖАК. Это вам ничего не даст. Вы потеряете титул, но не приобретете сути. Вы лишитесь власти, но не получите влияния. Оставайтесь, мой господин, тем, что вы есть. Если вы будете хорошим и послушным господином, то ваши дела пойдут не так уж плохо.
ТРАКТИРЩИЦА. Аминь. Уже слишком поздно и наверняка там, наверху записано, что мы многовато выпили и нам пора на боковую…
Занавес.
Действие III
1-я сцена.
Сцена пуста; ГОСПОДИН с ЖАКОМ находятся на авансцене.
ГОСПОДИН. И вообще, где наши лошади?
ЖАК. Оставьте эти глупые вопросы, мой Господин.
ГОСПОДИН. Такая бессмыслица! Как будто французский дворянин когда-нибудь ходил пешком! Кто нас, собственно говоря, инсценировал, Жак?
ЖАК. Какой-то идиот, мой господин. Но если уж он так решил, ничего не попишешь.
ГОСПОДИН. Да сгинут все инсценировщики. Да будут они посажены на кол и зажарены на медленном огне. Пусть их выпотрошат и отрежут им уши! У меня болят ноги!
ЖАК. Господ драматургов никогда не зажаривают. И все им верят.
ГОСПОДИН. Ты думаешь, поверят и тому, кто вытащил нас на сцену? И даже не посмотрят в книгу, какие мы были на самом деле?
ЖАК. Мой господин, переделывались вещи и почище нас с вами. Все произведенное на свет божий переписывалось по сто раз, и никому и в голову не приходило посмотреть, как там все было на самом деле. Людей столько раз перекраивали на разные лады, что они уже не знают, какие они на самом деле.
ГОСПОДИН. Ты меня пугаешь. Ведь они (жест в публику) могут поверить, что у нас на самом деле не было лошадей и мы передвигались по своей истории на манер пешеходов?
ЖАК (жест в публику). Они? Они поверят и не таким бессмыслицам.
ГОСПОДИН. Мне кажется, ты сегодня в каком-то отчаянии. Нам бы следовало остаться в “Большом олене”.
ЖАК. Я не возражал.
ГОСПОДИН. Однако… Она родилась не в трактире. Это я тебе говорю.
ЖАК. А где?
ГОСПОДИН. Не знаю. Но не в трактире. Потому что — эта дикция, эта походка, этот аристократизм, — нет, это неподражаемо…
ЖАК. Сдается мне, мой господин, вы влюбились.
ГОСПОДИН (пожимает плечами). Было ли и это записано там, наверху… (После паузы). Однако ты до сих пор не закончил рассказ о своей любви!
ЖАК. Вам не следовало вчера отдавать предпочтение истории госпожи де Ля Поммерей.
ГОСПОДИН. Вчера я отдал предпочтение великолепной женщине. Ты никогда не поймешь, что такое хороший тон. Но теперь, когда мы остались наедине, я отдаю предпочтение тебе.
ЖАК. Благодарю вас, мой господин. Итак, слушайте. Потеряв невинность, я надрался. Когда я надрался, отец мне как следует врезал. От обиды на него я сдуру дал себя завербовать…
ГОСПОДИН. Повторяешься, Жак!
ЖАК. Я? Повторяюсь? Мой господин, нет ничего оскорбительнее повторений. Вам не следовало этого говорить. Клянусь, что до конца спектакля не произнесу теперь ни единого слова.
ГОСПОДИН. Жак, прошу тебя…
ЖАК. Просите? В самом деле просите?
ГОСПОДИН. Ну да.
ЖАК. Ладно. На чем я остановился?
ГОСПОДИН. Отец тебя поколотил, ты дал себя завербовать и, наконец, попал в дом, где тебя приняли и где была та красивая молодка с большим задом… (Приходит в замешательство). Жак… послушай, Жак… Скажи мне откровенно… только совсем откровенно… У той женщины действительно был такой большой зад или ты говоришь так лишь ради моего удовольствия?..
ЖАК. Мой господин, к чему эти напрасные вопросы?
ГОСПОДИН (меланхолично). У нее не было большого зада, ведь нет?
ЖАК (нежно). Не спрашивайте меня, мой господин. Вы же знаете, я не хочу вам лгать.
ГОСПОДИН (меланхолично). Так ты мне солгал, Жак.
ЖАК. Не сердитесь на меня за это.
ГОСПОДИН (тоскливо). Не сержусь, Жакобушка. Я ведь знаю, ты солгал мне из любви.
ЖАК. Да, мой господин. Уж я-то знаю, как вам нравятся женщины с большими задницами.
ГОСПОДИН. Ты хороший. Ты хороший слуга. Хорошие слуги говорят своим господам то, что господа желают слышать. Никакой излишней правды, Жак.
ЖАК. Не беспокойтесь, мой господин. Я не люблю излишней правды. Излишняя правда — это самая глупая вещь на свете.
ГОСПОДИН. Например?
ЖАК. Например, то, что я умру. Или что этот мир основательно прогнил. Как будто все это и так не известно. Вы ведь знаете тех, кто героически выходит на подмостки, чтобы выкрикнуть:” Этот мир прогнил!” Пусть публика аплодирует, — Жака это не интересует. Жак знал это на двести, четыреста, восемьсот лет раньше них, и поэтому пока они кричат свое “мир прогнил”, он с большим удовольствием постарается своему господину…
ГОСПОДИН. …своему прогнившему господину…
ЖАК. …своему прогнившему господину придумать женщин с огромнейшими задницами, — такими, какие ему нравятся…
ГОСПОДИН. Только я и тот, кто над нами знаем, что ты — лучший слуга из всех, кто когда-либо служил…
ЖАК. И поэтому ни о чем не спрашивайте, не доискивайтесь правды, а слушайте: у нее была большая задница… Подождите, о ком мы говорим?
ГОСПОДИН. О той, что взяла тебя на постой.
ЖАК. Ага. Значит, пролежал я там, наверно, с неделю, пока доктора не выпили у них все вино, так что мои благодетели уж и не знали, как от меня поскорее избавиться. К счастью, один из тех докторов, что меня пользовали, был лекарем в замке и его жена похлопотала, чтобы забрать меня к себе.
ГОСПОДИН. Так с той прекрасной молодкой у тебя действительно ничего не было?
ЖАК. Нет.