ТЕАТР АКТРИСЫ

ЕФИМОВ. Угомонись, Соколова, актеров я люблю. И зрителя люблю. Людей не люблю. Потому что, если я людей стану любить, то перестану про них понимать, как же тогда работать? И тебя, Соколова, я люблю и восхищаюсь талантом твоим, и профессионализмом, что, милочка, нынче – редкость. Эх, взять бы тебя с собою, а? Поехала бы со мною, Соколова? Желаешь сыграть Ларису в “Бесприданнице”? Желаешь. И стали бы мы, как Анатолий Эфрос с Ольгой Яковлевой, работать вместе, ставить спектакли… а? Слышь, Соколова? Постоянная сцена, постоянная труппа, постоянный зритель – сказка! Где директор, запаздывает! Когда ближайший самолёт отсюда?
СОКОЛОВА. В телеграмме – отъезд?
ЕФИМОВ. В телеграмме “Бесприданница”, Ларисонька, “Бесприданница”!
СОКОЛОВА. Лучше называйте меня Соколовой, но только не Ларисой!
ЕФИМОВ. Я сказал: Лариса? Я так сказал? Да-да-да, весь месяц, как приехал в вашу тьмутаракань, только и думал о том, что вот она – Лариса! А ты, мать моя, не Лариса, ты, мать моя, Соколова… да-с. И поеду я в более светлую тьмутаракань без Ларисы, потому что там нет Ларисы, а здесь есть, но вам пришло в голову играть “Бенефис” некоего зарубежного автора со скучной фамилией Шмуц, единственное достоинство драматургии которого лишь в том, что он – свежеиспеченный Нобелевский лауреат. Познакомиться бы с ним – это дорогого стоит! Чтоб посмотрел, оценил и пригласил в свою занюханную Германию, где понятия не имеют, что сие есмь Театр! Покуда не пукнешь за рубежом, на Родине тебя не поздравствуют. А как мне хотелось Островского, Боже! как хотелось! Сладилась бы этакая “русская тройка: “Бесприданница”, ты и я… Островский – Соколова – Ефимов! Мечта. Звонок в дверь! Директор! Деньги!
СОКОЛОВА. А если я подъеду позже, вы станете со мной репетировать Ларису?
ЕФИМОВ. Был звонок в дверь, на пороге – оплата моего труда, я здесь не живу, Соколова, открой директору.
СОКОЛОВА. Лариса – моя мечта! Я не могу… я не хочу, мне отвратительно выходить сегодня вечером на сцену, у меня руки потеют, липнут, не отмыть… мерзость.
ЕФИМОВ. Соколова! открыть дверь!
СОКОЛОВА. Как прикажете.
Входит Еремеев.
ЕФИМОВ. Деньги, билеты, аэропорт и – свобода! Устал, Анатолий Ефимыч? Устал, не кочевряжься. Не жизнь, цыганщина. Роман Сергеевич!
ЕРЕМЕЕВ. Не знаю, как люди могут жить без зарплаты, но живут! А, товарищ?
ЕФИМОВ. Роман Сергеевич, я не могу. В вашем портфеле киснет капуста.
ЕРЕМЕЕВ. Капуста – это бабки, да?
ЕФИМОВ. Гонорар и командировочные на бочку! В вашем городе опрятно, мило, не без уюта, но здесь не нужен театр, понимаете, граждане? Вам здесь театр не нужен!
ЕРЕМЕЕВ. Сейчас, Анатолий Ефимович, отсчитаю. Ефимов, Ефимов… говорите, говорите, люблю вас слушать, напоследок.
ЕФИМОВ. Здесь по определению не может быть театра, люди! надо это понимать и реагировать адекватно. Сейчас не те времена, не прошлые, когда каждый районный центр почитал для себя за обязанность иметь профессиональную труппу. Притом, что объективно театр людям не нужен, они хотят бывать лишь на премьерах, праздники им подавай, и вы, работники провинциального театра, не в состоянии трудиться вне праздничного антуража. Провинция ненавидит будни! Значит, театр не в состоянии развиваться. Сегодня – премьера, вы откроете театр, потом ещё премьера, ещё… благодетелей прижмут налоговики, вливания кончатся, и на вас перестанут ходить, потому что премьеры давать вы будете больше не в состоянии, ибо состояния нет!
ЕРЕМЕЕВ. Анатолий Ефимович Ефимов, получите и распишитесь. Как приятно дать деньги человеку не просто так, не взаймы, не милостыню, но заработанную плату! Марика Георгиевна, вы себе представить не можете, как приятна мне моя миссия!
ЕФИМОВ. Спасибо за гонорар, за совместный труд, за внимание. Но я закончу: театр – дорогая игрушка, не всем она по карману и мало кому – по зубам, не только в смысле денег, театр – суровый мужчина. Пойду за чемоданом, ведь я с вечера собран. Прочь. (Уходит.)
ЕРЕМЕЕВ. Марика Георгиевна, получите и вы, сполна. Правильный у вас муж, Марика Георгиевна: заработал – получи.
СОКОЛОВА. Роман Сергеевич, вы серьёзно? Мне – гонорар от Доможирова? Не стану я брать денег! Ступайте, да рассчитайте поскорее прочие службы театра, люди ждут.
Входит Ефимов.
ЕФИМОВ. Вот, и ладно.
СОКОЛОВА. Останьтесь, Ефимов!
ЕФИМОВ. Оставь истерики, Соколова.
СОКОЛОВА. Я откажусь выйти в спектакле, если вас не будет на премьере.
ЕРЕМЕЕВ. Но-но-но! Шуточки! Получите расчёт, порадуйте старика, Марика Георгиевна, пожалуйста, и распишитесь! Будет так славно и хорошо.
СОКОЛОВА. Еремеев, ступайте к людям.
ЕРЕМЕЕВ. Анатолий Ефимович, останьтесь бы, это ж и ваш праздник не в последнюю очередь.
ЕФИМОВ. Я не стою в очередь никогда, Роман Сергеич, никогда! Что-то я хотел договорить, Соколова, досказать? Да, я погорячился, сравнивая наш возможный творческий дуэт с эфросовским, пожалуй, что мы были бы более схожи с другим великим тандемом: Александр Яковлевич Таиров и Алиса Георгиевна Коонен! Представляешь: “Федра”, ты и я… Расин – Соколова – Ефимов! Мои театральные изыскания настоятельно требуют сверхпрофессионализма. Да, сверхмарионетка и Крэг! Наконец, нашёл: “Макбет”, ты и я… Шекспир – Соколова – Ефимов! А ты боишься выйти в каком-то там замудоханном А. Шмуце. Спасибо за всё, друзья. Соколова, передай мою искреннюю благодарность твоему Доможирову, и за своевременность финансирования, и за кров, и за стол. Я понимаю, конечно, что он сэкономил на гостинице, поселив меня в своей квартире, в общем, было замечательно. Прощайте. И приглашайте, слышите, Еремеев Роман Сергеич, приглашайте! А теперь мне пора к другому крову и к другому столу… к другому финансированию, возможно что скорее всего, к не столь своевременному, но к “Бесприданнице”! Ни пуха, ни пера!
СОКОЛОВА. Нет!
ЕРЕМЕЕВ. К чёрту!
ЕФИМОВ. Да. Остался бы, но телеграмма срочная и вызов срочный. Завтра начинаются репетиции, а у меня нет Ларисы, и, насколько я знаю тот театральный организм, не будет. А жаль. Бесконечно жаль, Соколова. К чёрту! (Уходит.)
ЕРЕМЕЕВ. Счастливого пути. А вы обязаны получить зарплату. Ну, если вам не нужны деньги, что понятно при таком муже, то хотя бы распишитесь в получении, а я эти деньги направлю на чествование Мостовой Агнии Евгеньевны. У неё сегодня день рождения. Надо знать своё место, товарищ Соколова. В прежние времена, в бытность мою заведующим отделом культуры горкома партии, никаких подобных истерик и грубостей позволено не было бы. В голову не пришло бы устраивать что-то подобное. Простите старика за простоту.
СОКОЛОВА. Благодарю вас, товарищ Еремеев Роман Сергеевич, за хирургическое вмешательство в мое психологическое состояние. Вы вскрыли мне глаза! Откройте, пожалуйста, дверь, а я выйду ненадолго, товарищ… (Уходит.)
ЕРЕМЕЕВ. Взяли моду выступать, никакого порядка, уважения к старшим, к обществу! Открываю уже, иду, иду! Безобразие. Марика Георгиевна сейчас выйдет, я её рассчитаю и пойду, столько дел. Что у тебя, Иннокентий Ильич, физиономия такая просветлённая, как у покойника перед смертью, прости за юмор.
Входит Кабицкий.
КАБИЦКИЙ. Рома! Дорогой! Произошло невероятное! Читай! Открой на букву “Ш” и найди фамилию Шмуц!
ЕРЕМЕЕВ. Опять эта жидовская фамилия…
КАБИЦКИЙ. Немецкая, Рома, немецкая!
ЕРЕМЕЕВ. Ты мне будешь рассказывать, что это за фамилия? Я вырос в немецком посёлке, Кеша, у нас таких Шмуцев больше, чем собак было, на каждой улице. Копнёшь, а там Сара на Саре и Абрамом погоняет. Ну, и что? Шмуц Адольф… так он ещё и Адольф! Ну, Соколова, ну, актрисочка, ну, выбрала автора, так выбрала! Стоп, стоп? Ишь ты, наш, оказывается? Выкормили лауреата, ему, небось, в башку не придёт отстегнуть родному государству кусочек нобеля. Гад, изменник. Никто не хочет возвращать долги, честно рассчитываться с Отечеством. Как тебя, фашист, звали, говоришь? Сабашников Аркадий… знакомое имечко. Да ну! Не может быть! Аркаша?!
КАБИЦКИЙ. Мостовая его тоже опознала. Так вот, он здесь!
ЕРЕМЕЕВ. Иди ты!
КАБИЦКИЙ. Истинно! Истинно!
ЕРЕМЕЕВ. Теперь ещё и авторский гонорар платить придётся. Ну, не мать ли твою женщину! А, Ильич!? прости за юмор.
КАБИЦКИЙ. Номенклатура – ты, Роман Сергеевич, без матерного слова, как без пряников. Такой человек у нас объявился! Да в день премьеры! Какая честь!
ЕРЕМЕЕВ. Какая мне разница, платить-то Доможирову, спонсору. Как здоровье?
КАБИЦКИЙ. Да Бог с ним!
ЕРЕМЕЕВ. Неважно выглядишь, Кеша, надо со здоровьем что-то делать.
КАБИЦКИЙ. Что ж сделать с тем, чего нет.
ЕРЕМЕЕВ. Театр как здоровье, а вишь, чего наделать можно с несуществующим объектом. Соколова бесится. Как Мостовая?
КАБИЦКИЙ. Соколова и должна беситься, она актриса такого склада. Она – не Агния Мостовая, да-с. Мостовая же в норме. Марика Георгиевна! У меня новости, такие новости!
Входит Соколова.
СОКОЛОВА. Заведомо неинтересно. Роман Сергеевич, вы желали рассчитаться со мной за проделанную работу в театре. Где расписаться?
ЕРЕМЕЕВ. Наконец-то! От живых денег отказываться – грех и перед Богом, и перед собственной профессией. Получите.
КАБИЦКИЙ. Марика Георгиевна! Мне передали с самолетом, наконец-то, “Энциклопедию искусств”, прошлого года издания. И знаете, что я там прочитал в разделе на букву “Ш”!?
СОКОЛОВА. Приличная сумма! Молодцом муженёк. Благодарствуйте, господин директор. Прощайте.
КАБИЦКИЙ. А что вы так собрались, как будто на дворе не март, а еще февраль? Шуба, шапка… чемодан!?
ЕРЕМЕЕВ. Маша! Марика Георгиевна!
СОКОЛОВА. Я уезжаю.
ЕРЕМЕЕВ. Не выдумывай, стерва! Сколько ты мне нервов вымотала за последние дни! Прости, если что не так сказал, не теми словами… слышишь?!
СОКОЛОВА. Этот город не достоин театра, а я его достойна, театра! Меня ждёт “Бесприданница”.

Странички: 1 2 3 4 5 6