Второй. А меня он не побьет, во мне есть казахская кровь. Казахов-то ЕРЕНСЕ побаивается.
УСМАН. Вы это чего? А ну пошли отсюда.
Разгоняет слуг МАМБЕТ-тархана. Они с криками убегают.
Появляется МАМБЕТ-тархан.
МАМБЕТ. Эй, Еренсе, что это твои слуги гоняют моих? Мало тебе, что все в округе тебя боятся?
УСМАН. Я не слуга его, я друг!
ЕРЕНСЕ. Зачем ты их послал, МАМБЕТ? Разве мы не друзья? Разве мало мы выпили вместе кумыса?
МАМБЕТ. Друзья, конечно, да только я их с такими вещами никуда не посылаю. Напились, мерзавцы, и болтают, что народ говорит.
ЕРЕНСЕ. Старик, только из уважения к твоим сединам я прощаю тебе эти слова.
МАМБЕТ(надменно). Я не нуждаюсь в твоем прощении. Если бы не дело к почтеннейшей БЕНДЕБИКЕ, ноги бы моей здесь не было.
ЕРЕНСЕ(раздраженно). Позовите мою супругу. (отходит в сторону, не замечая Мамбета).
Сцена наполняется людьми. Шум, затем появляется БЕНДЕБИКЕ.
МАМБЕТ. Приветствую тебя, почтеннейшая БЕНДЕБИКЕ.
БЕНДЕБИКЕ. И я тебя приветствую, почтенный МАМБЕТ-тархан. Что-то вы запоздали на наш праздник. Сабантуй скоро кончится.
МАМБЕТ. Были неотложные дела, их я даже с собой привез.
БЕНДЕБИКЕ. Ну что же, дела подождут, сегодня праздник. Надо веселиться.
МАМБЕТ. Нет, такие дела ждать не могут.
БЕНДЕБИКЕ. Что же такого могло случиться, что надо забыть о празднике, завещанном нам нашими дедами и прадедами?
МАМБЕТ. Хан Абылхайер прислал весть о себе. Уйдите, говорит, на Ирендык, освободите эти земли, вам же спокойнее будет. Иначе придет с войском и тогда никому не поздоровится.
БЕНДЕБИКЕ. Недобрую весть принес ты нам, МАМБЕТ. Но у нас, слава аллаху, есть кому ответить – на злую весть- силой духа, на злые речи – речами, полными ума. Есть у нас вождь, наш заступник в дни горя и в дни мира.
Все. ЕРЕНСЕ, скажи нам свое слово!
ЕРЕНСЕ молчит. Пауза затягивается.
МАМБЕТ. Так что же я должен сказать хану Абылхайеру?
ЕРЕНСЕ. (поет)
Всеобщее воодушевление.
МАМБЕТ. Сильный враг силен и на расстоянии, его надо уважать. Но если вы решили поступить по своему – мешать вам не стану. Хочу насладиться праздником – зря, что ли, я к вам приехал? Проводите меня!
Вбегает один из кары-кипчаков.
Кары-кипчак. Показались, они уже показались!
Голоса. Скачут! Уже близко! Кто там идет впереди?
БЕНДЕБИКЕ. Идемте на праздник, идемте все.
Все уходят наблюдать, как приближаются всадники. БЕНДЕБИКЕ смотрит на ЕРЕНСЕ, тот дает ей знак остаться. Они вдвоем.
ЕРЕНСЕ. Через два дня полетят бараньи головы, только подставляй котлы. Тогда они забудут про наши земли!
БЕНДЕБИКЕ. Я думаю, что на каждой тропе сидят в дозоре люди Мамбета. Каждый твой шаг будет известен Абылхаеру.
ЕРЕНСЕ. Ничего, пусть знает. Дело мужчины сражаться. Хватит сидеть возле твоей юбки.
БЕНДЕБИКЕ. До сих пор народ почитал тебя за то, что ты вершишь святое, правое дело. Нападать первым – это значит сделаться злодеем в глазах народа.
ЕРЕНСЕ. Я уже говорил тебе, что я воин, что теперь буду жить своим умом. Так что хватит об этом. Поеду в степь, разобью казахов… Может, тогда сердце успокоится.
БЕНДЕБИКЕ. Ты все еще не можешь забыть ту казашку… Крепко же она обидела тебя… И на меня хватило…
ЕРЕНСЕ. Не мучай меня, БЕНДЕБИКЕ, я тебя люблю, но это выше моих сил. Мне кажется, что каждый, кто видит меня, говорит за моей спиной – вот тот самый ЕРЕНСЕ, которого баба сделала человеком! Повезло ему, повезло!
БЕНДЕБИКЕ. Пойми же, пока не придет лихая година, люди злы и жестки друг к другу. И только когда враг встанет у ворот, когда ногой наступит на грудь, они перестают клеветать на своих вождей и начинают кричать: «Помоги, спаси!» Сколько раз со мной бывало такое… Я ведь терпела. Терпи и ты. Ты вождь, ты сэсэн. Такова наша участь.
ЕРЕНСЕ. Нет, я терпеть не буду.
БЕНДЕБИКЕ. Да, я это знаю. С юных лет в тебя, словно зерно, заронили мысль – ты мужчина, ты должен быть сильным, ты должен быть главным. И вот это зерно проросло и дало всходы. Ты меня не послушаешься, нет. Но почему, почему мы живем в таком жестоком, таком мужском мире! Я бы все устроила иначе! Как же мне быть? Ведь я уже потеряла брата. Я не хочу терять тебя.
ЕРЕНСЕ. Тогда я потеряю себя.
БЕНДЕБИКЕ. Я знаю, прости. Больше я не буду тебе перечить. Иди и пусть будет то, что будет. Прошу тебя только об одном – в минуту самого тяжкого позора, когда ты увидишь над собой нож, которым тебя захотят прирезать как глупого барашка – засмейся!
ЕРЕНСЕ. Меня? Прирезать? Как барана? Меня? Ха-ха-ха!
Стоит посередине сцены, расставив руки подняв руки к небу.
Конец третьей сцены.
Сцена четвертая
Внутреннее убранство юрты. Гульюзюм готовит еду. Входит Гульсум.
Гульсум. Сестра! (плачет).
Гульюзюм. Здравствуй! (обмнимаются). Вернулась наконец? Плохо на чужбине-то? Как там родители твоего мужа?
Гульсум. Ой, плохо! А разве ты не получила весточку от меня? Бродячий торговец неделю назад сказал, что отправляется сюда. Как Усман?
Гульюзюм. Нет вестей от Усмана. Нет вестей от ЕРЕНСЕ. Ушли они в набег и пропали. (плачет). И весточки твоей я не получала.
Гульсум. Как это они могли пропасть? Ведь ЕРЕНСЕ такой храбрый и умный! Ах, да! Мы в дороге встретили людей МАМБЕТ-тархана. Они не хотели нас пропускать, да там знакомый оказался, Сабир, ну тот, что за меня сватался, смешной такой, он еще шепелявит. Ты, говорит, смотри, я все еще не женат! Такой смешной! Ну, и пропустили.
Гульсум. Да ты что! То-то у нас на летнем яйляу уже несколько дней никто не появляется! Все паломники куда-то запропали! Надо сказать БЕНДЕБИКЕ.
БЕНДЕБИКЕ. (появляется из-за занавески). Я это знаю. Здравствуй, Гульсум. Как ты съездила?
Гульсум. Здравствуй, БЕНДЕБИКЕ-иней! Слава богу, родители мужа здоровы. Но откуда ты знаешь?
Голос МАМБЕТА. Эй, есть кто живой. А, вот вы где!
БЕНДЕБИКЕ. Здравствуй, МАМБЕТ-тархан. С чем пожаловал к нам?
МАМБЕТ. На этот раз прибыл я к вам с худыми новостями. Человека встретили в степи. Думаю, что будет полезно их узнать первой.
БЕНДЕБИКЕ. А когда же вы нам привозили хорошие вести? Присаживайся! Гульюзюм, налей гостю чай.
МАМБЕТ. Удивляюсь я твоему спокойствию, БЕНДЕБИКЕ. Неужели тебе не интересно, что случилось с твоим мужем и всеми мужчинами вашего рода, что ушли в поход?
Гульсум вскрикивает.
БЕНДЕБИКЕ. Я просто хочу накормить того, кто принес нам худую весть. Может, тогда ты станешь хотя бы немного добрее к нам, своим жертвам. Попробуй этот сак-сак, его готовили добрые руки.
МАМБЕТ. Ну что же, тогда ладно. Пусть еще немного побудут мир и спокойствие в этом доме. А ты (обращается к Гульсум) иди, позови всех. Разделим горе, тогда и тяжесть его покажется меньшей, не правда ли, о мудрейшая?
Мамбет выпивает чашку, просит другую. БЕНДЕБИКЕ наливает чай, передает ему.
Постепенно юрта наполняется людьми – это женщины и старики.
МАМБЕТ. Третьего дня встретил я в степи казахов. Это были люди Абылхаер-хана. Они мне сказали, что какие-то иштяки пришли на их землю за барымтой. Казахи их догнали и всех убили. Это был ЕРЕНСЕ, это были люди, которые ушли с ним.
Женщины и старики закрывают лица. Молчание.
МАМБЕТ. Ну что же будем делать теперь, кары-кипчаки? И снова пришел я к вам с добром, с открытым сердцем. Ведь я же зять вашего рода, и зла на вас не держу. Хочу протянуть вам в трудную минуту руку помощи. Идите ко мне, в мой стан, я возьму вас под свою защиту.
БЕНДЕБИКЕ. Дай нам свыкнуться с нашим горем, не торопи нас, МАМБЕТ-тархан!
МАМБЕТ. Я вас не тороплю. Жизнь торопит. Вон она гонит тучи по небу. Скоро прольются на землю ядовитые осенние дожди, а потом повсюду ляжет белый снег. Кто вас тогда защитит? Ваши мужчины полегли в чужих степях! Не послушались они тебя, БЕНДЕБИКЕ, не послушались. А вот я бы слушал тебя всегда, я же всю свою жизнь только и мечтал, чтобы сидеть и слушать тебя.
БЕНДЕБИКЕ. Не время говорить о таких вещах.
МАМБЕТ. А когда же будет время? Когда оно придет? Ведь я уже скоро стану стариком, так последние свои дни хочу прожить как мужчина. Давно я думал о том, чтобы объединить наши роды. Ты этого не хотела. Ты была против. И что теперь? Где же теперь сила твоего рода?
Голоса. Что теперь будет с нами? Что будет с нашими детьми?
БЕНДЕБИКЕ делает знак, чтобы все успокоились.
МАМБЕТ. Да, что теперь будет с вашими детьми? А я это откуда знаю? Спрашивайте у нее? (показывает на БЭНДЭБИКУ). У нее спрашивайте, почему ее муж не послушался мудрого совета и повел ваших мужчин в степи! Хотя что теперь у нее спрашивать? У мужчин ваших спросите, чьи кости теперь белеют в степи, как кости псов, что отбились от стаи и были загрызены волками.
А в степи их еще много бродит, волков в человечьем обличье. Налетят и поминай как звали. Люди! Я пришел к вам с миром, я протягиваю вам руку дружбы! Объединимся, и я со своими воинами о вас позабочусь.
Гульюзюм. Мы кары-кипчаки, и останемся кары-кипчаками.
МАМБЕТ. Сегодня можно быть кары-кипчаком, но только мертвым кары-кипчаком. Все, больше нельзя вам думать о себе! Подумайте о детях своих! А если вы думаете, что БЕНДЕБИКЕ, как в тот раз, найдет выход, обхитрит меня- не надейтесь! Тут уже никакие хитрости уже не помогут.
Вы уже три дня в кольце моих верных воинов. Никто не может к вам прийти. Будете сопротивляться – убьем вас всех и скажем, что убили вас казахи. А что скот у нас – так мы этот скот у казахов отбили!
БЕНДЕБИКЕ. Расскажи нам, как они умерли.
МАМБЕТ. Да уж, я поинтересовался, что там с ними случилось. Их догнали и всех положили, всех перебили.
БЕНДЕБИКЕ. Дай нам время подумать. Три дня.
МАМБЕТ. Это много. Мои люди не захотят столько ждать. И я не захочу столько ждать. Они уже готовы ворваться с саблями наголо. Но мы же башкиры. Мы же все родня. Мы должны решить все полюбовно, сразу.
Аксакал. БЕНДЕБИКЕ! Раз такое дело, видно, надо нам соглашаться. Что же теперь можно придумать? А ведь мы должны жить. Ведь у нас дети, внуки…
