Настя. Настюш, ты дома? Спросил меня отчем. Почему не спишь? Читаю, говорю я. Про Гарри? Про Гарри, да. Угадал? И как он? Жив-здоров? Понятно. Слушай Насть а мама не говорила когда вернётся? А то за полночь уже, а её всё нет и нет. Дядя Лёнь, говорю, вам не кажется, что мама то уж и не вернётся. Как никак год прошёл после событий то роковых. Смирится пора. Начать жизнь заново. Ой, и взаправду. Насть, может, есть ещё надежда? М-да, тяжёлый случай, подумала я. Дя Лёнь я прям не знаю? Это чувство юмора у вас такое? Каждый вечер у меня о маме расспрашивать. Или так… прелюдия? Сколько можно, в конце то концов? Насть, ну не сердись, ты же знаешь. Я всё смириться никак не могу. Как вспоминать начну, так сразу и вооброженице просыпается. Помнишь, как мы вместе в Зоопарк лазили, троём. Через забор, чтоб стольник тебе на книжку отложить. Помнишь? Лето было. Ты в юбочке своей клетчатой, коротенькой. В чулочках. Я тебя ещё подсаживал. Через забор то когда полезли. И так возьми случайно, и рукой не туда ткнул. А ты на меня даже не рассердилась. Лишь сказала, чтоб мамке не рассказывал. А после, как то вечером… мама когда на роботе задержалась… Дя Лёнь, говорю я, может хватит? Мне завтра рано в школу вставать. Давайте делайте своё дело, и я спать лягу, давайте… Нет, Насть, подожди. Я же тебе не просто так это вспомнил. Не потому что захотелось. Я к чему клоню то. Еслиб мы тогда в зоопарк то не пошли, мама, то домой бы сегодня вернулась. И вчера бы. И завтра. И послезавтра. С зоопарка же всё началось. С зоопарка. И после-после… после-после… после-после… после-после… после… Отпустите! Уберите свои грязные руки! Больно!
6
Учительская. В ней три письменных стола. На заколоченных окнах весят годами нестиранные занавески. За одним из столов сидит придурковатый учитель ОБЖ, обожающий репетировать искусственное дыхание, исключая, при выборе жертвы прекрасный пол. Собственно больше там, на данный момент ничего нет, разве что… пахнет нафталином.
Входит Завуч. Вот мы и на месте.
Стёпа (потирая затылок). Ну и?
ОБЖшник. Здравствуйте Филипп Татьянович. Здрасти. Мне пора. Урок как никак. Едрён вагин. Массаж сердца у одиннадцатого класса. Мне пора. Развлекайтесь.
Уходит, еле поместившись в дверной проём.
Завуч. Полью я цветочки, а то заглохнут, то есть засохнут… а какая к чёрту разница.
Берёт стоящую на полу цилиндрическую лейку… цвет зелёный. Ставит возле Стёпиных ног.
Завуч. Наполняй!
Стёпа. Наполнять?
Завуч. Наполняй.
Стёпа. Но как?
Завуч. Как умеешь.
Стёпа подумал, подумал… и как умел, наполнил.
Завуч подходит к высокому цветку, чьи листья смотрят в разные стороны. И давай его поливать с разных сторон, приговаривая.
Зауч. Ночь нанизывает как на колышек тонны сгустков обстоятельств. Постепенно. Заполняя пространство собою, после бензином поджигая скатерть. Ты не можешь до нее дозвониться. Всё время сбрасывается, как задушенный Игорь, Таня и Настя. Про себя, покрывая всех матом. Рваная плёнка…
Бред завуча прерывает телефонный звонок. Та снимает трубку.
На том конце. Алло, больница?
Завуч. Какая больница?
На том конце. Нет, я не на ингаляцию.
Завуч. О чём вы? Вы наверно не туда попали. Я заведующий учебной частью средней школы. Поливаю цветок. Дефимбахий. (Пауза.) Козлов ты что ли?
Козлов. Нет не Козлов. Вы говорите, по мне плачет палата?
Завуч. Какая-на палата?
Козлов. С мягкими стенками.
Завуч. Скорей всего вы правы. Кончайте отвлекать. Меня ждёт дефимбахий.
Козлов. Что значит, вы за мной выезжаете? Кого встречать? Вы приехали? Давайте отложим, очень прошу. Умоляю. Любовь – дело серьёзное. Я обещаю, я к вам приду. Позвольте, только поговорить с Таней, с Танюшей, Танечкой…
Завуч. Прощайте.
Вырывает телефон из розетки. Швыряет его об стену. Зелёная лейка вновь оказывается в её руках. Процедура поливки возобновляется:
Зауч. Рваная плёнка… Эпизоды случайные. Я смотрел в сердца сотням девушек… («Она сама по себе женского пола, но почему-то часто оговаривается, говоря о себе с мужской точки зрения», – примечание автора.) Я не думал, что бывает иначе, воспринимая мир
легкомысленно. Как первоклассник. Нет. Как сумасшедший… Отпускает!!!
Стёпа. Филипп Татьянович, а к чему вы поливаете этот цветок?
Завуч. В каком смысле?
Стёпа. Зачем поливать искусственный цветок? Он же не живой, а пластмассовый.
Завуч (пафосно). Тем самым я сражаюсь с высокомерием. (Завуч залезает на стол.) Хочешь послушать мой монолог? Я его готовила несколько месяцев.
Стёпа. А у меня есть выбор?
Завуч. Дай мне стакан воды.
Стёпа. Взять то где его?
Завуч. Чёрт возьми! Налей-на из лейки!
Стёпа выполняет просьбу. Зауч делает добрый глоток. Чмокает губами.
Завуч. Слишком приторно. Стёпа. Стёпа, да? (Стёпа кивает.) В общем слушай. Вникай. Двадцать первый век. Моно спектакль. Премьера! Начинаю… (Мордастая пауза.) Если я и одинок, то, по крайней мере, не так как все. Бывало по году совал в пылесос. Точняк Оперуполномоченный Друппи! Из «Очень страшного кино». Таким образом, я сражаюсь с высокомерием. Скажу тебе не лёгкая работёнка. Зато вчера погода меня порадовала. (Зауч отпивает из стакана.) Сижу такая за столиком летнего кафе «На берегу моря». Кстати там я не был, ну его… к делу не относится. Так вот значит сижу я. Почитываю книженцию Себастьяна Жапризо. Прощай, друг. Вижу, на меня посматривает совсем не плохая девица. Высокомерная до безобразия. Одетая в дорогое шмотьё, пестрящее известными марками. Треплется по мобильному про деньги ну и… тому подобную чушь. В общем важничает. А я же весь смекалистый. Прям все мысли ей чту!
Завуч залазит под стол. Стёпа, пользуясь моментом, незаметно покидает учительскую. Предварительно прибив к стене подушку.
Завуч. Так… машина дорогая… так… квартирка отремонтирована, верняк в новом доме… деньги, значит, водятся… дам. Да, дам. Сегодня… нет, я же не дешёвка… завтра. Да, завтра, хотя… Стёп, слышишь? кто-то стонет. Стёп кто это? Сейчас изображу как. Вот, сейчас. Уууууууааааааааааааа. Стёп, мне страшно, Стёп, обними меня. Стёпа…
Завуч вылазит из под стола.
Завуч. Стёпа ты где? Миленький. Где ты? Стёпа? А как же тумба? Кто двигать то будет? Мнеж одной в жизнь не справится. О, подушечку прибил. В соблазн что ли? (По её лицу текут слёзы.) СТЁПА! СТЁПА! СТЁПААА!!! Разбегается, пробивает головой заколоченное окно и улетает. Перелётные птицы в замешательстве.
Завуч (где-то в небе). Ой, мороз, мороз. Не морозь меня. Моего коня…
Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь… звонит телефон. Однако в учительской пусто. Некому снять трубку.
7
Таня. Конечно может я преувеличиваю. Но этот? Ну друг Козлова. Как же звать то его? Всё из головы вылетает. Хоть и в одном классе учимся. Никак запомнить не могу, как его звать. Он к нам в класс в этом году перешёл. Новенький он. Молчит всё время, ни с кем не дружит даже… Раньше я с Козловым за партой сидела, а сейчас с Лобановой приходится. Она уродина, страшная такая… всё время сливы в рот запихивает. Прям по три штуки. Оторви и брось вот кто она кто. Козлов совсем на меня не смотрит последнее время. Всё время с этим со своим проводит. С новеньким. Говорит что друг детства его. Вместе в садик, мол, ходили. Странный он… новенький то. Даже не странный, ущербный какой-то, что ли. Я его даже побаиваюсь. После того случая. Перемена шла. Все на улицу побежали. А мне домашку надо скатать вот я и осталась в классе. Сижу скатываю. Честь по чести. Пишу себе, пишу. Вдруг неожиданно! Я прям подпрыгнула. Поднимаю голову. Вижу он стоит. Прям напротив. Стоит и смотрит. А я думала одна в классе. Вот, глупо конечно, не надо было это делать, но кто знал, что на меня кто-то смотрит? Вот я и дала волю рукам. Сперва под кофточку… Ни чего такого так просто, ну… да даже не в этом дело. Ну я покраснела, само собой. И давай на него орать. Ты! Да как ты посмел! Урод! Я вскочила, толкаю его. А он стоит и смотрит. Лицо каменное. Без выражения. Как у мёртвого. Я толкаю его, а он не шевелится. Стоит как вкопанный. И смотрит. Урод! Извращенец. Пошёл вон! Выматывай! Урод! Толкаю его. Он возьми, как-то не знаю, перехватил мои руки. И тянет к себе. Тянет. Начал облизывать меня. Я всё ещё чувствую его язык. Мерзкий такой. Как… не знаю даже. И шепчет. Облизывает и шепчет. Я тебя к себе заберу. Поняла. К себе. Будешь внутри у меня. Внутри жить. Таня, Танечка… я научу тебя…
8
Тридцать учеников сидят за партами парами. Стёпа на задней, а на парте у него лежит подушка. Знакомый нам по недавнему прошлому учитель ОБЖ рассказывает про противогазы.
ОБЖшник. Первые противогазы, едрён вагин, напоминали собой карнавальные маски, причудливых форм. Хочу обратить ваше внимание, милые дети…
Козлов (шёпотом). Слух Стёп. Слух, а ты Таньку с Настёной не встречал, днём сегодняшним?
Стёпа. Не, не довелось.
Козлов. А… понятно. Может хоть Игоря?
Стёпа. Сыгоря? Тот, что на меня похож?
Козлов. Точняк, того самого!
Стёпа. Не, не встречал.
Козлов. Вот зараза! Может они эмигрировали в Чехословакию?
Стёпа (равнодушно). Думаешь?
Козлов. Всяк бывает. Сам знаешь. Козлов ещё куда-то испарился. Не в курсе? Поди в унитазе смылся? Как думаешь?
Стёпа молчит.
Козлов. Всё о тефтелях, да? Брось ты эту затею. Брось, а то поздно потом.
ОБЖшник. Советский противогаз славится в первую очередь своим шлангом. На который крепится фильтр. Вот, полюбуйтесь! (Трясёт, зажатый между пальцами, реквизит.) Как только смертельный яд, поступивший через фильтр. Начинает двигаться вверх. Объект, нацепивший противогаз, должен сжать шланг, тем самым помешав… Эй! Что за разговорчики на задней парте? Встать, едрён вагин! Шибанов! Тебя касается. (Стёпа лениво поднимается.) Ну и о чём мы думаем?
Стёпа. Я думаю, что большинство граждан. Нашей страны. Живёт в деревнях и поклоняется Перуну.
Весь класс, ахая и охая, переглядывается.
ОБЖшник. Перуну говоришь? А мне кажется не Перуну а, едрён вагин, Даджбогу. Можно задать тебе один вопрос?
Стёпа. Почему нет, пожалуйста, сколько угодно.
ОБЖшник. Откуда у тебя, у Стёпы… у Шибанова, такая расшатанная психика?
Стёпа. Какая такая? Впрочем, я не навязываюсь.
